Умение умирать, или Искусство жить - страница 25

Итак, маршал возил повсюду гроб, как свой дом, как кочевник – свой шатер. Он помнил о смерти и потому не надмевался своим званием, не был опьянен славой прежних побед. Он знал, что рано или поздно над ним самим все равно одержит победу смерть, и потому оставался спокоен на поле боя, как будто пули были его друзьями. Он умирал каждый день и потому не боялся смерти.

Христианин должен помнить, что он – это бессмертный дух, его – это тело, а то, чем «нагружен обоз», – чужое. Оно принадлежит не ему, а времени. Память о смерти подобна острову среди моря: достиг его пловец и спокоен. Он смотрит, как бьются о берег волны, как бушует море, но на острове, как за стенами крепости, мир и тишина.

Когда ты спрашиваешь себя: «Что делать?», не знаешь, какое решение принять, когда стоишь на перепутье, когда сердце и ум не согласны друг с другом, а воля и страсть похожи на двух соперников, вступивших в поединок, то представь себя в гробу – и получишь ответ.

У Омара Хайяма^>16 есть рубаи[29], посвященные искусству гончара, который делает из глины кубки и чаши. В этой глине – частицы человеческих тел. Гончару кажется, что кувшин рассказывает ему о том, что он сам был когда-то гончаром, что края чаши были устами умершей девушки, что гончар мешает глину из тел умерших людей.

У него же есть рубаи, где главным действующим лицом выступает ворон – символ смерти. Ворон кричит, и в гортанных звуках его голоса слышится вопрос: «Куда, куда?» – куда стремится этот мир, гонимый временем?

В одном из рубаи ворон сел на городскую стену, в когтях у него – череп давно умершего султана. Ворон спрашивает: почему нет торжественной встречи, почему не звучат флейты и литавры, почему народ не выбегает из домов, чтобы встретить своего повелителя? Где слава султана? Имя его забыто; все, что осталось от него, – кость в когтях у птицы.

Еще великие мыслители древности говорили: «Философия – это умение умирать». Для нас, христиан, земная жизнь есть приготовление к смерти. Смерть через воскресение Христа стала для нас рождением в вечность и началом истинной жизни. Умение умирать для этого мира – это искусство жить.

Человек живет в трех мирах. Первый мир – мир видимый, то внешнее, что окружает нас со всех сторон, что мы воспринимаем посредством пяти органов чувств, что складывается и хранится в нашей памяти, словно в некой кладовой души, и потом перерабатывается в воспоминания, образы, картины, фантазии, планы, умозаключения, в тучу помыслов, которые беспрерывно вращаются в нашем уме.

Второй мир – невидимый, духовный мир, он недоступен для наших телесных чувств, он не виден глазам, не слышен слухом, он недоступен для осязания, в него нельзя проникнуть даже через наши суждения и мысли, его нельзя выразить человеческим словом. Этот мир открывается человеческому сердцу действием Божественной благодати: человек видит как бы тени этого неведомого мира, ощущает его бытие, и затем это ощущение меркнет и теряется. Как будто Господь показал на мгновение луч небесного света и сказал: «Иди и ищи теперь этот свет». Где и как его искать? Во внешнем мире найти его невозможно, но в самом человеке есть третий мир – его собственное сердце, та область, где соприкасаются духовное и телесное, небо и земля.

Сердце человека – ворота, через которые он может войти в неведомую для него область духа. Оно тот «просвет», сквозь который он может увидеть на какие-то мгновения красоту Небесной Церкви, Рая, потерянного Адамом и вновь обретенного для человека Христом. Через сердце лежит путь человека от ада к Раю, но наше сердце – греховное и страстное – закрыто, как бы заперто на ключ. В нем кипят страсти, желания, похоти, которые колеблют и кружат помыслы, и душа человека находится в каком-то темном хаосе. Он не знает своего собственного сердца, он не чувствует свою собственную душу; он открыл себя для впечатлений видимого мира, ищет этих впечатлений и живет ими. Он что-то хочет от этого мира, он приспосабливается к нему, ищет его помощи, обдумывает, как завоевать его дружбу. И в этой гуще страстных помыслов, точно в клубах пыли, вздымаемых ветром, проходит вся жизнь.