– Ну что, колдун, сам себя лишивший имени, стоила ли этой боли твоя жертва? – внезапно раздался над ухом мужчины тихий рокочущий голос.
Дрейгон едва заметно повернул голову, ровно настолько, чтобы боковым зрением заметить, как от стены рядом с крохотным балкончиком отсоединилась черная каменная фигура. На глазах она приобретала форму и объем, становилась заметна рельефная фактура гладкой кожи. И в самом конце этой метаморфозы поднялись ее веки и сверкнули в полумраке желтые, как огонь, глаза.
– Катись к демонам, Хьельгвирана, – прохрипел Дрейгон, сделав еще несколько шагов к балкону.
Но ему самому, как и горгулье, казалось, что он вот-вот упадет.
Руки дрожали.
– Очень благородно, – глазом не моргнув, ответило существо. – Ты же черный колдун, не забыл, что такие, как ты, не жертвуют собой ради других?
– А я и не жертвовал собой, отстань, без тебя тошно, – проговорил он и снова закашлялся, потому что от пары слов глотку едва не разорвало.
Он пытался прикрыть рот рукой, и теперь вся тыльная сторона ладони оказалась в крови.
– Проклятье… – выдавил он еле слышно, одним дыханием.
С горем пополам он добрался до балконной двери и распахнул ее настежь.
Ему нужен был воздух. Много воздуха.
Дрейгону казалось, что он задыхается. Легкие резало, создавалось впечатление, что кто-то насыпал битого стекла ему под ребра, и теперь каждый вздох сопровождался чудовищной болью.
Впрочем, он знал, на что идет, когда забирал на себя чужое отравление. Если яд, попавший в тело, не лечить и не пытаться вывести, а просто магией переносить его действие на другого человека, то сила отравления увеличивается в несколько десятков раз. Фактически сакрара осталась в теле Мартеллы, но она более не могла причинить вреда, потому что весь вред на себя забрал Дрейгон.
И если из-за ядовитого порошка Мартелла просто едва не потеряла голос, то горло Дрейгона буквально разрывало на части. Его голосовые связки кровоточили, готовые в любой момент окончательно прийти в негодность. С легкими тоже что-то произошло, но колдун не знал, что именно.
– Может, стоило просто убить ведьму? – спросила тем временем горгулья своим глухим, низким голосом, в котором слышался скрежет камня.
Дрейгон, нахмурившись, взглянул на нее, но ничего не ответил.
Глаза горгульи горели все тем же спокойным желтым светом, и никто бы не заподозрил прислужницу дракона Рока в обмане.
Дрейгон тоже не заподозрил. И Хельвиграна невозмутимо вела свою игру дальше.
– Ты бы освободился, ведь мощь вашего договора уже не так сильна, как в самом начале. Договор не убьет тебя, ты и сам это знаешь. Уничтожь ведьму – и всего делов. Рыжее недоразумение наконец-то оставит тебя в покое. Снова будешь один, как всегда и мечтал. И ничей звонкий смех уже не нарушит бесконечность твоей тишины, Антрацитовый принц.
Дрейгон вздрогнул.
Через силу он толкнул балконную дверь и шагнул в узкое пространство, окруженное высокими перилами.
Прохладный ночной воздух ударил в легкие, но это принесло слабое облегчение. Грудная клетка все равно горела в агонии.
Дрейгон сжал зубы и молчал, глядя вдаль.
Когда-то в этом замке его собственные покои выходили как раз на эту сторону дворцового сада. Он любил ночами смотреть, как белая луна восходит над пушистыми кронами аметистовых яблонь и серебрит васильково-синее небо. Любил наблюдать, как гуляют внизу редкие влюбленные парочки, и представлять, что он умеет летать и может расправить крылья, под которыми будет свистеть ветер.
