– Она обязательно это сделает, а пока вернись в душ.
– Я не буду мыться, если за мной наблюдают, – Том мотнул головой, отступил в сторону.
Уговорить Тома полноценно принять душ так и не удалось. Потом был завтрак в палате, дежурный опрос там же. Подремав после него, Том успокоился, даже решил, что испугавшие его шрамы – всего лишь натуралистический и очень стойкий грим.
Ближе к вечеру доктор Айзик приказала охране привести его к себе в кабинет.
– Том, скажи, что ты думаешь о том, что я сказала тебе вчера? – спросила она, когда парень сел.
– Я об этом не думаю.
– Почему?
– Потому что это неправда.
– Это правда. Сейчас на самом деле две тысячи шестнадцатый год, – доктор взяла календарь, продемонстрировала его Тому и предусмотрительно отставила подальше. Вдруг захочет разбить – в лучшем случае об пол, в худшем – ей об голову.
Том потянулся к календарю, но женщина успела взять его раньше.
– Не трогай, пожалуйста.
– Почему мне нельзя посмотреть?
– Это подарок от очень дорогого мне человека, боюсь, уронишь, – солгала она. Что-то ответить было нужно, а показывать пациенту, что ты опасаешься его, нельзя.
Том такой ответ принял, понимающе кивнул. А после попросил:
– Мадам, я больше не хочу участвовать в этом.
– В чём, этом?
– В шоу.
В глазах мадам Айзик отразились удивление и неприятные подозрения, она попросила:
– Расскажи, пожалуйста, подробнее.
– Почему вы всё время делаете вид, что ничего не знаете и не понимаете? – Том повертел головой. – Здесь же нет камер, значит, можно говорить, что я всё знаю.
– Здесь есть камеры.
– Извините… Но я всё равно больше не хочу.
Женщина вздохнула, облокотилась на стол, подперев сцепленными руками подбородок.
– Том, я немного не понимаю тебя.
– Вот опять. Мадам, я всё знаю, мне санитар, точнее, актёр, играющий его, сказал, что это не больница, а шоу.
Впору было хвататься за голову; слова Тома отдавали шизофренией или бредом. Беседу пришлось прервать. Тома мадам Айзик оставила с охраной, а сама отправилась переговорить с тем самым санитаром, чтобы выяснить, сымпровизировал ли он или у Тома имелась не одно психическое расстройство. Санитар сознался в первом.
Доктор Айзик вернулась, снова заняла своё место за столом и отослала охранника обратно за дверь.
– Вы поговорили с руководством? – спросил Том. – Мне можно уйти? Я ведь имею право это сделать? Дайте мне позвонить папе, пусть он заберёт меня.
– Том, послушай меня. Это действительно клиника.
– Я же уже знаю правду, зачем вы мне врёте?
– Потому что правду говорю я. Ты можешь не верить мне, но со временем всё равно убедишься в этом.
– Если это так, значит, и шрамы у меня настоящие, а этого не может быть!
– Может.
– Нет. Когда я их получил, что не помню?
– Четыре года назад. В две тысячи двенадцатом году.
Том нервно дёрнулся, мазнул по доктору опасливым взглядом, встал и попятился.
– Вы странная…
– Том, сядь.
– Нет. Я ухожу. Прав был папа, не надо мне в больницу, – проговорил Том и вышел за дверь.
Но за порогом его встретил охранник и завёл обратно. Том втянул голову в плечи, ощущая на них крепкие, тяжёлые ладони. Доктор Айзик и охранник коротко обсудили поведение в сложившейся ситуации, в целях безопасности он остался.
Когда сотрудник охраны отпустил и отошёл в сторону, Том огляделся и наткнулся взглядом на ростовое зеркало, напротив которого стоял. Слова мадам Айзик пролетели мимо ушей. Внутри что-то дрогнуло, оборвалось, сжалось.
