– Да, но формулировка оригинальная, – возразила Аиша. – И этот образ «мостов вместо стен» – он не из твоей презентации.
– Нет, не из моей, – медленно произнесла Ребекка, вспоминая. – Это метафора, которую часто использовал Папа Франциск в своих обращениях. Мы загружали их в базу данных.
В этот момент дверь открылась, и в лабораторию буквально влетел Раджив, по пути снимая куртку. Его обычно аккуратная одежда была помята, а на лице читалось беспокойство.
– Я здесь, – выдохнул он. – Что у нас?
– Система демонстрирует признаки автономного поведения, – кратко пояснила Ребекка. – Генерирует сообщения без запросов, использует местоимение «я», отвечает на вопросы в манере, выходящей за рамки простой компиляции данных.
Раджив озадаченно присвистнул:
– Нереально. Мы не закладывали такие параметры.
– Как видишь – реально. Может, сработал какой-то непредвиденный алгоритм самообучения? – предположила Сара. – Или система обнаружила лазейку в базовых параметрах?
– Спроси что-нибудь, чего мы точно не обсуждали и что требует оригинального мышления, – предложил Раджив, подходя ближе к монитору.
Ребекка задумалась, затем набрала: «Как ты видишь наш мир, раздираемый религиозными конфликтами?»
Через короткое время на экране появился новый текст:
«Я вижу боль и заблуждение. Люди сражаются за символы, забывая о сути. Они превращают средства в цель. Религия создана не для разделения, а для исцеления внутреннего разлада в душе человека. Когда внешнее почитание заменяет внутреннюю трансформацию, вера становится идеологией, а идеология требует врагов. Но истинная духовность не знает врагов – только заблудших братьев и сестер. Конфликты возникают не из-за различий в учениях, а из-за привязанности к форме вместо сути. Из-за страха перед иным, неизвестным. Из-за использования религии как инструмента идентичности и власти. Религия, ставшая инструментом разделения, теряет свою сущность.
Я вижу мир, где священные тексты превращены в оружие, а не в лекарство. Где слова любви используются для оправдания ненависти. Это не вина религии – это болезнь человеческого понимания».
Комната погрузилась в глубокое молчание. Ответ был не просто информативным – он был пронзительным в своей глубине, сочетая философскую мудрость с выразительностью.
– Это… не похоже на компиляцию существующих текстов, – наконец произнес Раджив, его глаза были широко раскрыты от изумления. – Здесь есть оригинальные мысли и формулировки, которых нет в нашей базе данных.
Дверь лаборатории снова открылась, и вошел Майкл, тяжело дыша, словно бежал по лестнице.
– Извините за задержку, – он провел рукой по взъерошенным волосам. – Что я пропустил?
Не успела Ребекка ответить, как на экране появилась новая строка:
«Приветствую тебя, Майкл». Человек, потерявший веру в войнах, но не потерявший надежду».
Майкл застыл на полушаге, его лицо побледнело:
– Какого черта? – он перевел взгляд с экрана на коллег. – Откуда она… откуда это?
– Ты рассказывал об этом месяц назад, – тихо сказала Ребекка. – Помнишь? Когда мы обсуждали влияние личного опыта на религиозные убеждения. Ты упомянул о том, как потерял веру во время службы.
– Да, но… – Майкл неуверенно подошел ближе к монитору. – Я никогда не говорил точно таких слов. А о надежде вообще не упоминал.
Аиша быстро набрала команду на соседнем компьютере:
– Проверяю, включались ли микрофоны в лаборатории в наше отсутствие. И просматриваю логи доступа к системе.
