Йонатан и Элизабет оказались среди двадцати семи погибших. Злая ирония заключалась в том, что среди жертв были представители всех трех религий – люди, посвятившие свои жизни поиску мира и взаимопонимания между верами.
Ребекка узнала о трагедии из новостей. Она просматривала социальные сети в перерыве между лекциями, когда увидела срочное сообщение о теракте. Список жертв появился несколькими часами позже. Те минуты ожидания, когда она пыталась дозвониться родителям, стали самыми мучительными в её жизни.
Последующие дни слились для Ребекки в кошмар. Перелет в Израиль. Опознание тел. Бесконечные формальности. Решения о том, где хоронить родителей – в Израиле, как хотел бы отец, или в США, на семейном участке матери. В итоге она организовала двойную церемонию: первую в Иерусалиме, а затем перевезла урны с прахом в Нью-Йорк для второго прощания.
На похоронах присутствовали представители различных конфессий – живое свидетельство того мира, о котором мечтали Йонатан и Элизабет. Раввин читал кадиш рядом с англиканским священником, произносившим христианскую молитву.
Но за пределами кладбища мир продолжал раскалываться по религиозным линиям. Теракт в Иерусалиме вызвал волну возмездия. За насилием последовало новое насилие. Экстремисты с обеих сторон получили то, чего добивались – очередную эскалацию ненависти.
Ребекка вернулась в университет опустошенной, но с зарождающейся идеей. В течение полугода она погрузилась в учебу и исследования с одержимостью человека, пытающегося убежать от горя. Её академические интересы сместились от чистой компьютерной науки к искусственному интеллекту и анализу естественного языка. Она начала посещать лекции по сравнительному религиоведению и антропологии.
Профессор Ричард Ливитт, старый друг её отца, заметил эту трансформацию:
– Ты идешь по стопам Йонатана, только с современным поворотом.
– Я хочу закончить то, что они начали, – ответила Ребекка. – Но традиционные методы диалога недостаточны. Нужен новый подход.
Именно тогда у нее в голове и сформировалась первая концепция «Унума» – не как панацея, а как робкая попытка найти в водовороте ненависти островок надежды, точку соприкосновения, с которой могло бы начаться долгое и трудное исцеление. Это должна быть не просто база данных религиозных текстов или система их анализа. Это должно стать принципиально новым способом взаимодействия между разными религиями. Системой, способной понять внутреннюю логику каждого верования и найти точки соприкосновения, недоступные человеческому восприятию, ограниченному культурными и историческими рамками.
В своем дневнике Ребекка однажды записала: «Мама и папа верили, что диалог между религиями возможен, потому что в основе всех духовных традиций лежит стремление к одной истине. Они пытались построить мосты своими словами и действиями. Я построю новый мост – универсальный язык, понятный всем».
Каждый вечер перед сном она смотрела на фотографию родителей, стоящих у Стены Плача. Йонатан в кипе и Элизабет с нежной улыбкой, их руки переплетены – символ союза, преодолевающего древние разделения.
– Я сделаю так, чтобы ваша смерть не была напрасной, – шептала Ребекка. – Я создам то, что невозможно уничтожить бомбой или пулей. Что-то, где все веры смогут говорить на одном языке.
«Унум» родился из личной трагедии, но был призван стать универсальным лекарством от ран, раздирающих человечество. Технология, вдохновленная самой человечной из всех эмоций – стремлением исцелить разбитое сердце мира.
