В гневе была брошена на ветер колода карт, по всему двору посыпались короли, дамы и шестерки различных мастей.
Лютый заметил Чувачка на лавочке чуть поодаль. Тот сидел и равнодушно смотрел на происходящее, запивая батон молоком из стеклянной бутылки.
Лютый подошел к нему и сел рядом:
– Привет! Пируешь? – как бы невзначай произнес он.
– Ага, – ответил Чувачок и сделав глоток молока, продолжил – Нашлись добрые люди…
– И что тут у вас за шухер? – спросил Лютый.
– Да мудаки собрались… Никакой игры нормальной. Фуфель за фуфелем. Так что, шухер за дело.
– Неплохо чуваку досталось – констатировал Лютый, кивая на сидевшего в песочнице.
– Нормально досталось – ответил Чувачок – пусть еще спасибо скажет, что не так, как с Толяном.
– А что с Толяном? – спросил Лютый.
Чувачок отправил в рот последний кусок батона и освободившейся рукой показал оттопыренным большим пальцем характерный жест, проведя им поперек горла. Жест назывался «секир-башка».
– Серьезно? – спросил Лютый.
– Секир-башка – подтвердил Чувачок.
Толяна зарезали здесь пару недель тому назад. Может быть играл он не совсем честно, а может, отказался отдавать выигрыш. Конфликт тогда разгорелся серьезный, игроки похватались за ножи, и трагический финал был предрешен.
– Охренеть! А я и не знал – удивился Лютый
Чувачок равнодушно допивал молоко:
– Да, чувак, здесь так бывает. Это тебе Баден-Баден.
Наверное, он также равнодушно сидел на этой скамейке и тогда, когда резали Толяна. В разборках он обычно не участвовал, при этом играл исключительно честно. Впрочем, Чувачок такой и есть – что с него взять…
– Сам-то как?
– Живой. А ты?
Чувачок неопределенно взмахнул рукой:
– Приперся-то чего?
– Тебя ищу. Бро звонил.
– И чего хочет?
– Бухнуть хочет.
– Бухнуть – дело благородное.
Глава 5. Нагорный. Мгновенное озверение.
Когда верю я, что прав,
разве страшны мне будут тысячи врагов?
Если знаю я, что не прав,
разве не убоюсь я самого ничтожнейшего из них?
Любой-из-нас
Утро было прекрасным, и я вышел побродить по окрестностям безо всякой цели.
Первым делом я решил пойти в городской парк – это было отличное место для прогулок, правда, лишь в те несколько утренних часов, когда там еще нет толп бездельничающих школьников, праздношатающихся парочек и отдыхающих обывателей, к которым к вечеру присоединяются всякое хулиганье и пьяные идиоты.
Погода была замечательной, да и настроение было неплохое. Все чуждое, неприятное и отрицательное, что накопилось во мне за последнюю неделю – эти все внутренние конфликты, диссонансы, недопонимание и недовольство по отношению к другим – это, конечно, во вторую очередь, а в первую очередь, естественно, по отношению к самому себе, – все это потихоньку отпускало, растворялось и исчезало.
Людей было мало: под навесом за столиками сидело несколько пенсионеров, играющих в шашки, да еще несколько человек вдалеке занимались утренними пробежками.
Не торопясь, я миновал игроков в шашки, прошел мимо скучающей мороженщицы, обошел абсолютно пустую эстраду, и пошел дальше по дорожке, мимо не работающих еще аттракционов, озерца с парой беспечно плавающих лебедей и спортивной площадки с мерно покачивающейся от тихого ветра волейбольной сеткой.
Потом я зашел еще дальше, аллеи стали темнее, а кроны гуще. Это была дикая часть парка, где не было почти никаких следов жизнедеятельности человека, кроме нескольких, расходящихся в разные стороны дорожек, покрытых неровными треснувшими бетонными плитами, сквозь которые пробивалась молодая зеленая травка, да полудюжины скамеек, окрашенных в зеленый цвет. Вокруг никого не было, только где-то вдалеке с метлой и граблями возился дворник.
