На следующий день я с утра, как обычно, взял очередной багаж, сел в электричку и по привычке немного задремал. Когда я вскочил, то понял, что случилось страшное. Баул пропал… Что называется, мне на погибель…
В панике, уже готовый рвать на себе волосы, я растерянно смотрел по сторонам, и тут заметил, что мой баул вовсе не пропал, просто он уплывает вдоль по проходу в руках незнакомого худощавого блондина. Тут же я подбежал к нему и схватил его за руку.
– Слышишь, парень, положь на место! Сам же не знаешь, куда лезешь!
– Ааа, что?! Сам ты парень! Лох вокзальный. Люди, помогите, грабят! – вдруг закричал он.
В общем, был он не промах. Тут же поднялся шум. На станции нас уже поджидала милиция, и я совершенно не знал, что мне делать. Товар мог пропасть в любую минуту. И главный кошмар всего этого – то, что и я, и блондин, и этот злополучный баул – все мы, в конце концов, оказались прямо в линейном отделении милиции. Если сумку там вскроют, пиши пропало… Домой я тогда в ближайшие годы точно не попаду.
В отделении было шумно. В коридоре сидело много местного народу, туда и сюда сновали курящие на ходу офицеры, кто-то скандалил за стеной, так громко, что было слышно на весь коридор.
Наряд препроводил нас в один из просторных кабинетов с зарешеченными окнами. Пришел капитан с двумя сержантами. Капитан нас выслушал, потребовал предъявить документы. Я показал справку.
– Эх, товарищ, товарищ. Вот только освободились, и уже опять за старое.
– Да я не…
– А вот мы сейчас и разберемся, кто здесь ху… – сказал капитан, но запнулся, не успев развернуть мысль, так как дверь кабинета резко отворилась и вошел майор.
Он посмотрел на нас, потом на сумку, потом снова на нас и спросил строго:
– Что в сумке?!
Воришка сразу же ответил:
– Ну что там в сумке может быть-то? Вещи личные, одежда, то да се…
Майор с недоверием посмотрел на него и открыл на бауле молнию.
– А вот мы сейчас и посмотрим…
Майор заглянул внутрь, пытаясь это сделать так, чтобы не показывать содержимое сумки окружающим.
– У-тю-тю!! – воскликнул майор.
В кабинете нависла зловещая тишина.
– У-тю-тю!! – еще раз воскликнул майор – Вот так-так! Так… Чья это сумка, говорите?
Я уже понял, что по результатам осмотра ничего хорошего не светит, и, молча пожал плечами.
Майор недоуменно посмотрел на воришку:
– Значит ваша?
Воришка уже сообразил, что влез, куда не следует, и закричал:
– Э! Э! Вы меня тут в свои дела не путайте! Я вор! Только вор – и точка! Признаюсь! Отдаю себя в руки правосудия. – и он протянул майору обе руки, как бы для того, чтобы на него надели наручники.
– Отставить балаган! Петренко! Этих двоих на двое суток, будем разбираться, что за гуси. А ты, Филимонов – и он обратился к капитану – найди понятых, будем сумку описывать. И позвони в Обэхаэс, пусть своего пришлют. Тут, похоже, сумочка лет на пятнадцать тянет…
– Обэхаэс… – простонал воришка, и опустил голову.
А потом произошло чудо… Формально ведь я был еще военнослужащий, и по закону меня следовало в течении четырех часов доставить в военную комендатуру, что в последствии и произошло. Как об этом стало известно в милиции, для меня до сих пор загадка.
Мне иногда кажется, что тогда в мою жизнь кто-то вмешался: может быть, высшие силы, может, тот самый плешивый незнакомец, а может и товарищи чекисты, которые курировали нашу часть.
В военной комендатуре мне отдали мои документы и по брони посадили на поезд, прямо в том виде, в котором я был, в спортивном костюме и шлепанцах, с полутора рублями и билетом на электричку в кармане, с ключом от этого почтового ящика, который я первым делом, как только поезд отъехал от города, бросил в дырку унитаза, и они, коротко звякнув, исчезли из моей жизни навсегда.
