– Скачи, друг мой, скачи! Вихрем лети! – выкрикнула она вдруг, резко откидываясь назад, так что ладони Кима как-то сами собой оказались у неё на талии.
Фаргарап вскинул гордую голову и яростно заржал. По витому рогу пробежали искры, дивный скакун сорвался с места и в тот же миг распластался в немыслимом, невероятном прыжке, легко перемахнув высокие трактирные ворота. Ким невольно вцепился в бока Аши, однако седоков явно охраняла какая-то магия – их словно бы подхватило и, не качнув, не шелохнув, плавно опустило уже по ту сторону ограды.
Ту скачку все местные жители помнили ещё долго. Чёрный единорог мчался словно бы сквозь время, и мир бесшумно изменялся вокруг. Вот исчезли дома, огороды, бани, изгороди; возникли и исчезли люди с телегами на тракте; взметнулись вокруг зелёные копья елей.
«Нет, отчего же, – думал Ким, изо всех сил стараясь отвлечься от того факта, что его ладни плотно обхватывают тонкую ашину талию, чувствуя сквозь почти бесплотный шёлк её тепло, – это всё тоже может войти в балладу. Особенно в версию для баронессы. Как-нибудь… э-э-э… так: «…И помчались они сквозь ночь, и лица его касался шёлк свободно летящих её волос; и всё забыл он в этот миг…» гм… никогда не был силён в любовных сценах, как это баронесса ещё не заметила… да, значит, забыл он всё… всё… всё…»
Не помогало. Надёжная некогда броня дала трещину. Всё стягивается к ладоням, лежащим на обтянутой чёрным шёлком талии. Давно уж не мальчик, всё было, и женщины, и романы, и привязанности и… а вот так, как сейчас, давно уже не было. Наверное, с самой первой, которая навсегда остаётся первой, и не стареет, уходя в глубину памяти, той, давней, семнадцатилетней.
– Приехали, господин сочинитель, – раздался резкий голос Аши, и Ким вернулся к реальности.
Он уже бывал здесь. На краю мёртвого болота, в сердце которого свил себе гнездо незадачливый див. Всё так же стояли корявые сосны, всё так же шумел ветер в кронах ещё живых деревьев чуть дальше, на твёрдом берегу – но что-то и неуловимо изменилось. Что-то ушло, болото стало просто болотом, а не логовом чужой и голодной силы. И ещё – прибавилась отвратительная вонь.
– Гидры гниют, – тоном знатока уронила Аши. – Когда ты болотника прикончил – они ведь полопались, верно?
– Верно. А что?
– Да мало ли. Я твоих эликсиров не знаю, всё больше по-старинке привыкла, – Аши коснулась сабельного эфеса. – Вдруг дива не стало – а они по-прежнему живы? Не хотела б я тогда в это болотце лезть.
– Не беспокойся. Эликсиры не хуже железа… порой.
– Тогда идём. Только…
– Что?
– У тебя ничего не найдётся, сударь алхимик, от этой вони?
Какое-то время ушло на то, чтобы навертеть затычек в нос и смочить их один из многочисленных кимовых снадобий. Дышать и в самом деле стало легче.
До самого островка, где гнездился див, они добрались безо всяких происшествий. Гидры, стража и воинство болотника, на самом деле погибли, вздутые полуразложившиеся туши беспомощно плавали на поверхности ранее служивших им логовищами чёрных бочагов.
Брезгливо морщась, Аши перебралась через засеку. Тут ничего не изменилось. Можно было разглядеть и отпорные круги Кима, и всё прочее. В том числе и мёртвых крысокарлов, в изобилии покрывших своими уродливыми тушками всё вокруг.
– Ого, – Аши уважительно прицокнула, – матёрый див был, раз стольких крысят успел высидеть. И круг у тебя неплохой, если их удержал.
