Употреблено - страница 28

“Ага, попалась! Нет, это я выдумал. Но она сказала, что не доверяет тебе, и что ты нарочно оставила у нее в кабинете какой-то значок, и ей кажется, это своего рода метка или даже некая форма присутствия. О чем она говорит, ты в курсе?”

“Ты в самом деле просил ее позировать голой?”

“Да. Тут я не соврал”.

“Это означает, что и она была любовницей Селестины?”

“Ага. Однажды мы делали это втроем. Как-нибудь расскажу. Весьма любопытно. Я вспоминал Карла Маркса”.

“У Аростеги вообще были знакомые, с которыми они не…”

Вышло солнце, в коридоре со стеклянными стенами стало невыносимо жарко, к тому же через толпу ожидающих то и дело протискивались сердитые пассажиры, шедшие за своим багажом или на другой рейс, и всеобщая неприязнь усиливалась. Кто-то споткнулся о чемодан Наоми, толкнул ее плечом, да так сильно, что она почувствовала, какие твердые у незнакомца мускулы, какие массивные кости, – он сделал это будто нарочно, будто в наказание, Наоми охнула, отступила и случайно нажала “отправить”. В образовавшуюся брешь вклинились другие пассажиры, отрезали Наоми от ее чемодана. Она поспешно развернулась лицом к людскому потоку и пробилась обратно. А развернувшись, увидела павильон, где торговали электроникой, и, крепко ухватив чемодан за ручку, решительно направилась к этому оазису.

В углу комнаты, между шкафом с телевизором в нише и мини-баром, лежали вповалку нераспакованные сумки – три пары: два рюкзака, два двухколесных кофра для фототехники и два черных четырехколесных самсонайтовских чемоданчика, отделанных под карбон (Натан и Наоми мечтали о немецких Rimowa с ребристыми алюминиевыми корпусами – секси, но им пока не по карману). Дело было не в схожести вкусов, скорее их объединяла страсть к вещам, они покупали одно и то же, что было обусловлено диалектикой консьюмеризма. Так думала Наоми, и мысли ее блуждали, когда в номере 511 отеля “Хилтон” в амстердамском аэропорту Схипхол сосала член Натана, такой прелестный, идеально прямой, без дефектов – даже скучно, классический пенис, обрезанный по последней моде. Наоми вдруг поняла, что мыслит марксистскими терминами, и удивилась, ведь она едва ли и слышала о Марксе и Das Kapital[7] до тех пор, пока в том павильоне с электроникой в аэропорту не обнаружила три книжки Аростеги – дешевые издания на американском английском, отпечатанные наспех, чтобы извлечь выгоду из скандала с философами и людоедами. Но теперь Наоми чувствовала себя прирожденным экономистом-марксистом, будто в этих тоненьких книжках с привлекательным крупным шрифтом, которые так легко читались, обнаружила инструкцию к неведомой ей прежде области собственного мозга. Супруги Аростеги не писали о марксизме, но их концепция – без всякого сомнения, основательная, объяснявшая суть современного консьюмеризма и, как оказалось, самой Наоми, – опиралась на марксистскую терминологию.

Подходящих прямых рейсов не было, и вместо того чтобы переместиться из Парижа в Амстердам одним прыжком – за час с мелочью, Наоми предстояло лететь через Франкфурт и маяться в пути семь часов. Но, странное дело, времени Наоми не заметила – она не слонялась, как обычно, по магазинам электроники, разбросанным тут и там в аэропорту, походившем на огромную ресторанную кухню, где все было из нержавейки, в перерывах не залипала в точках доступа к вайфаю, а села в кресле у выхода на посадку и, продолжая погружение, начатое в самолете из Парижа, окунулась в глубокое таинственное море Аростеги – теплые воды, вскормившие коралловый риф, населенный презанятными экзотическими существами. В Амстердам Наоми вылетела пылкой, оголтелой аростегианкой.