Упражнение на доверие - страница 21

Она так любит Дэвида, что дала ему прямо в коридоре! А он ее бросил.

– Я мало сплю, – признается она.

– Почему?

– Я работаю. Во французской пекарне. По выходным с шести утра. В оба дня.

– А во сколько ты ложишься в дни, когда работаешь?

– Может, в два.

– А во сколько встаешь в будни?

– Как всегда. Где-то в шесть.

– И когда ложишься? В будни.

– Так же. В час-два.

– Ты себя убьешь, – замечает он, и ей кажется, будто он предсказывает будущее, настоящее самоубийство, а потом понимает, что это он фигурально – или почти фигурально – о долговременном эффекте недосыпания.

– Я очень устала, – соглашается она, и вот, пожалуйста – снова плачет. Плечи вздрагивают, и, как ни старается, она не может не ронять куски влажных рваных всхлипов. Она знает, что от нее этого ждут, но равно знает, что иногда ждут и стойкости. Мистер Кингсли – не миз Розо. Неудавшаяся самоубийца Дженнифер, вынужденный сирота Грег, нуждающийся Мануэль и она, Сара, – всех их лишили беззаботного детства, поэтому они и избраны: это признание их раннего взросления. Все дети мечтают об этом гламурном знании. О его мрачности. О его тяжести. О его реальности. О голом факте: твоя жизнь в заднице. И Сара с ее футболками с Моррисси, «Кэмелом» без фильтра, депривацией сна и добровольным подчинением сексуальному голоду – она тоже просила об этой жуткой обездоленности, гналась за этим состоянием, а теперь, получив его, мечтает вернуться. Если бы она только могла вернуться и съесть мамин сэндвич с заботливо вложенным помидором.

Она плачет, чего он и ожидает, но в конце концов берет себя в руки, чего он тоже ожидает. Утирается, сморкается в салфетку и выбрасывает ее в мусор. Даже достает косметичку «Спортсак» и без спешки приводит себя в порядок. Защелкнув ее, она чувствует его одобрение так же ясно, как если бы он проговорил это вслух.

– Итак, – говорит он довольно. – Может, расскажешь, что происходит на самом деле?

Она рассказывает. Не все за раз – время уже вышло. Но теперь она завсегдатай. Их встречи видны всем, но никто не упоминает о них, ведь любые эксклюзивные отношения делают посторонних соучастниками, но и исключают. Это видит Дэвид и скрежещет зубами днем и ночью вплоть до того, что стоматолог грозится сделать ему капу на ночь. Дэвид, помоги ему боже, не осознает, что бросил Сару, – только что бросили его. Вот девушка, непохожая ни на одну из тех, с кем он был: она, услышав о его любви, не хватает его за руку, не повисает на нем, не тащит в торговый центр или кинотеатр с щебечущей стайкой подруг, а наоборот, шугается, как лошадь. Закутывается в холодный воздух и бросает вызов, чтобы он рискнул к ней подойти, но как? А вдруг вся их любовь – сплошное недопонимание? Дэвид знал, что она спала с парнями старше него, иногда – намного. Увидев ее стыд, в тот первый день школы, он решил, что с ним она общалась из жалости. Разрешила, но рассказывать об этом никому нельзя. А потом – коридор, как странное доказательство: она придет к нему, если никто не видит.

А вдруг, говорит Сара мистеру Кингсли, их разрыв – сплошное недопонимание? Вдруг, умоляет она его, Дэвид ее еще любит? Как он так может сперва любить, а потом – нет?

– А ты его любишь?

– Да. – Потом, испуганная собственной уверенностью: – В смысле, наверное. Кажется.