УРА! - страница 4

Саша от Ашота резко отличался. Это был единственный встреченный мной дурак, который твердо знал, что он дурак. При этом никак по этому поводу не расстраивался. Просто жил таким, каким его сделала природа и радовался жизни. Он не знал ничего и никак не комплексовал из-за этого. Если могла случиться какая-то неприятность, он тут же в нее влипал, правда, и мгновенно вылипал благодаря папе-генералу КГБ. Я не буду рассказывать даже о малой части совершенными этими двумя глупостей. Просто пара зарисовок для общей характеристики.

Саша, будучи сильно пьян, обдристался в переполненном вагоне метро. Мало того, что он никак не пытался скрывать этот прискорбный факт, он рассказывал о нем всем: и тем, кого знал, и малознакомым, и тем, с кем не был знаком вовсе. При этом он широко разводил руками, показывая, какое пространство вокруг него образовалось, хохоча так, что казалось, неприятность в метро имеет все шансы повториться.

Ашот, как и все мы, оказался в военных лагерях. Там рядом с нами расположились журналисты, люди своеобразного образования и интеллектуальных предпочтений. Наблюдать за ними было даже иногда любопытно – там Ашот и Саша никак не выглядели бы чем-то исключительным. И первобытный человек, как говорят специалисты, стремился к творчеству. Не была чужда тяга к нему и нашим соседям. На третий или четвертый день кто-то из них вырезал из цельного куска сосны мужской половой орган, вырезал очень точно, явно с любовью, с такими тончайшими подробностями, которые доступны лишь настоящему мастеру. Изделие вызвало восторг у журналистов. А уж когда другой гений догадался украсить шедевр натянутым на него презервативом, радости в стане будущей четвертой власти не было предела. Они ходили по палаткам, показывали то, чем так гордились. Особо доверенным даже давали подержать его в руках.

Но ничто не вечно под луной. Через несколько дней о шедевре стали забывать, а еще через неделю он просто пылился на нарах в одной из журналистских палаток. Sic transit gloria mundi!

Угораздило же Ашота сунуться именно в эту палатку. Дело в том, что оказавшийся в родной для себя интеллектуальной среде Ашот, тоже стал проявлять элементы журналистского юмора. Не с таким, конечно, размахом, но одну шутку он придумал. После отбоя и обхода дежурного офицера он, засовывал голову в палатку, грозным (как ему казалось) голосом кричал: «Подъем! Построение!», после чего, мелко хихикая, убегал. В тот раз скрыться без последствий не удалось. Меткая рука точно швырнула деревянный член в лоб злоумышленнику.

На следующий день он ходил с огромным синяком в пол-лица. Жаловался на судьбу, говорил, что получил членом по лбу, но при этом гордо демонстрировал тот самый деревянный половой орган с потускневшим презервативом, о котором мечтал с той минуты, как его увидел. Вот и заполучил. Свезло парню.

После Университета я никого из них не видел, питался только слухами, которым у меня нет оснований не верить. Саша в первой половине девяностых стал владельцем сети магазинов. То есть числился таковым. Был он типичным Фунтом из известного романа. Но жил на широкую ногу: подмосковная вилла, апартаменты в центре, представительский «Мерседес»… В этом самом «Мерседесе» его и расстреляли из автоматов в самом центре Москвы. Кажется, на Тверской.

Ашот стал журналистом-международником. От судьбы не уйдешь. Раньше мелькал на НТВ, сейчас, говорят уехал в Киев, сильно любит Родину оттуда. У него с рождения был очень больной единственный сын. Фоменко, живший с ним в одном дворе, видел, как Ашот носил его на руках к машине. Последний раз делал это, когда парню было уже шестнадцать лет. Ашоту было очень тяжело, но он мужественно доволок свою ношу до автомобиля. Сын Ашота, по свидетельству Фоменко, умер через неделю. Похороны были скромными.