Ответить Попов не успел. Пыхтя локомотивом, на первый путь втягивался поезд. «Пацаны» направились было в сторону Сереги, и тут же ими заинтересовались сразу оба милицейских наряда. Не теряя времени, Попов шмыгнул к открытым дверям вагона. Неопределенного возраста проводница равнодушно посмотрела на билет:
– До Златогорска? Любую боковушку занимай – все свободные, – и отвернулась от пассажира. Серега забрался по высоким ступенькам, козырнул сверху начальнику патруля:
– Спасибо, товарищ капитан!
– Счастливо доехать, – капитан помотал головой, словно приходя в себя, пожал плечами, поправил портупею, и медленно пошел вдоль состава, о чем-то размышляя. Попов нырнул в теплый полумрак плацкарта.
Боковые полки, как и обещала проводница, были свободны. Серега выбрал местечко посредине вагона. Повесил на крючок шинель, раздвинул застиранные серые шторки на окне. Звуки с перрона не проходили через закрытые на зиму рамы, и Попов как в немом кино посмотрел последние акты драмы.
«Пацанов» уже скрутили, уложив лицом вниз на покрывшийся ночным ледком асфальт, и старший наряда с кем-то говорил по радиостанции. Задержанные, изрядно помятые тяжелыми ботинками, лежали смирно и Серега невольно потрогал деньги во внутреннем кармане. Минуты через две прямо на перроне появился милицейский уазик, «пацанов» загрузили, и машина уехала. Следом ушли милиционеры. Платформа опустела, и лишь бродячий пес жадно заглатывал брошенный кем-то беляш.
Поезд медленно тронулся. Покачнулся и поплыл назад вокзал. Застучали по стрелкам колеса, замелькали рядами фонарей улицы, побежали шпалерами пятиэтажки, которые сменились темными одноэтажными окраинами. Еще десять минут, и за окном черной стеной встал лес.
Попов выдохнул и прикрыл глаза – все позади. И хорошее, и плохое. Впереди – сутки дороги, и столь долгожданный родной дом. Бабушку он уже никогда не увидит – третий инсульт почти всегда смертелен. На похороны из Серегиного «учреждения», конечно, не отпускали, и мать даже телеграмму отправлять не стала, все рассказала в письме.
После смерти бабушки мама осталась одна в двухкомнатной квартире. Перспектив на возвращение сына не было, и в последнем полученном письме Попов с удивлением прочитал о том, что квартиры теперь можно продавать. Более того, какие-то неведомые Сереге «добрые люди» уже помогают матери найти подходящий вариант. После этого сообщения прошло более двух месяцев, и Попов боялся, что письмо с новым адресом где-то затерялось.
Поезд набрал ход, и вагон мягко, но ощутимо раскачивало. Серега еще долго сидел, глядя в темное окно, где только изредка мелькали освещенные переезды и платформы. Удовольствие было во всем. В постукивании колес и непрерывном движении. В полумраке дежурного освещения и едва слышном гудении вагонного «титана» с кипятком. В тихих разговорах пассажиров и сопении спящих людей. В запахе проходящих мимо женщин. И главное – можно пойти и постоять в продуваемом ледяным ветром тамбуре, а можно вот так бездумно смотреть в окно, и никто! никто не будет указывать, что и как делать.
Попов наслаждался самостоятельностью. Сходил к «титану» за чаем. Купил у проходящей буфетчицы из вагона-ресторана пару булочек и стакан сметаны. Между делом отметил странность – есть не хотелось, пока не появилась та самая буфетчица. Съел, в общем-то немного, но как будто сразу завтрак, обед и ужин. Навалилось глобальное чувство сытости, глаза закрывались сами. Серега даже не пошел за вечно влажным постельным бельем – оперся спиной на свернутый в углу матрас и моментально уснул.
