В период Октябрьской революции, спасаясь от террора, сюда бежали богатые люди. Они построили посёлок Староверов. Когда неразбериха в стране улеглась, погубив столько народу, что едва наша многострадальная земля чуть было вообще не осталась без людей, новая власть принялась отыскивать ускользнувшую от возмездия «контру». Нюх у неё был отменный. Выследили и нашли староверов, хотя отыскать в дикой тайге крошечный посёлок, по сути, было невозможно. Убивать их не стали, а приказали организовать колхоз и встать на учёт в Каргасокской комендатуре. Наверно, впоследствии могли с ними расправиться. Однако, староверы оказались хитрее. Зимой на своих лошадях, собрав скарб и скот, бросили дома и скрылись в неизвестном направлении. С тех пор о них ничего не известно.
В этих краях водилось бесчисленное множество разного зверя. А в 1933 году завезли соболя, норку и бобра, запретив на них охоту. Промысловики следили за пушистыми новосёлами. Через несколько лет, когда они достаточно размножились, их стали отлавливать и переселять в другие места.
По Васюгану, вверх по течению от Рабочего, были остякские деревушки и три русских села: Шкарино, Седельниково и Средний Васюган. В этом селе до революции жили богатые люди. Они занимались скупкой пушнины у остяков, имели свои засольни и склады. У них в собственности были буксиры и баржи. Всё, принятое от остяков, загружалось на баржи и буксир тащил их до Томска. Там продавали сами или сдавали в магазины по хорошей цене. Обратно везли всё: спирт, муку, сахар, спички, керосин, мыло, чай, крупу, соль и другие товары.
***
Прошли первые зимы ссылки тридцать первого и тридцать второго годов. Весной комендант назначил старостой Рабочего Кулешова Наума Сафоновича. Из района поступило распоряжение корчевать тайгу под пашни. Раскорчёвку нетронутой тайги легко можно назвать каторжной работой. Огромные пихты, ели, кедрачи – густо теснились между собой, напоминая строй непобедимых богатырей, защищавших свои владения. Рубить такой лес было жалко. Падая, каждое дерево несло свой неповторимый шум и, грохнувшись о землю, издавало предсмертный тяжкий стон. Особенно жалко было крушить кедрач. На его ветках наливались зародыши шишек. Стволы после обрубки сучьев отправлялись на строительство и на распиловку доски. Свалить дерево – не самая трудная работа, а вот выдернуть пень – проблема. Корни толстые, напитанные смолой, глубоко уходили в землю. Надрываясь, корчевали пни и мужчины, и женщины. Под кроной леса земля оказалась глинистой, было понятно, что без удобрения ничего на ней не вырастет.
На третье лето была организована артель. Кулешова назначили председателем. Завхозом Шапкина Владимира Михайловича. Привезённые лошади поступили в распоряжение артели. На той стороне Васюгана, после наводнения, распахали луг и на двух гектарах посадили картошку. На чернозёмной луговой земле картошка уродилась крупной, и было её много. К этому времени Кулешов построил себе дом с большим погребом. Больше в посёлке погребов не было. Жили ещё в бараках и шалашах. Осенью каждой семье раздали по мешку картошки, остальную ссыпали в погреб Кулешову. Он потихоньку её продал, оставив только на семена и для себя. Народу отчитался тем, что она у него сгнила. Мама отнесла Кулешову одеяло, тогда оно называлось «коневое» и получила за него ведро картошки и ведро очисток.
