– Йеке кишисен, мыш-мыш недир? (Взрослый мужчина, что еще за мыш-мыш?) – Захра недолюбливала соседа, который с незапамятных времен заглядывался на неё. Но был непутевым, отец даже близко не подпускал этих соседей к дому своему.
Мирзе, как тогда говорили, был авара (Без определенного рода занятий). Не учился, не работал. Так и прожил всю жизнь, не работая толком нигде. Зато пенсию получал. В незапамятные времена устроился на завод. Во второй же день угораздило его получить производственную травму. Вот за счёт этой травмы он и выхлопотал себе приличную пенсию. Жил вместе со своим рыжим наглым котом, которого звал Мыш-мыш.
Сосед был старше Захры, ему, наверное, уже стукнуло 80. А шустрым был, как и 20 лет назад. Перехоронил, можно сказать, весь квартал. Недавно в последний путь проводил аптекаря Гасана, который был на 10 лет моложе его. Ел, пил по режиму Гасан муаллим. Мяса жирного не употреблял, водки не пил, сигарет никогда не курил. Лёг как раз в тот ноябрьский вечер, когда Мирзе, напившись водки, орал до хрипоты, споря с таксистами, которые останавливали в неположенном месте. Так вот, в этот вечер бедный Гасан муаллим и не проснулся, перенеся сердечный приступ во сне.
– Да, Захра, что, внучка приходила?
– Тебе какое дело, кяфтар (Старый хрыч).
– Язык у тебя, как змеиное жало, – усмехнулся сосед. – Я просто по-соседски зашел спросить, как твое здоровье.
– Нечего спрашивать, иди своей дорогой.
Мирза, недовольно кряхтя, легко нагнулся, взял своего рыжего кота на руки, и, не попрощавшись, хлопнул калиткой.
– Вот принесла нелегкая, – подумала Захра хала. Солнце совсем село.
– Эй, Захра, нас "сносят", уже приходили с ЖЭКа. Квартиру дают, на Ясамале (район в Баку). Новостройка. – Голова Мирзы торчала над забором, он тараторил без остановки. – А ты тут останешься дерево караулить? – от смеха и без того морщинистое лицо старика превратилось в сушеный инжир.
Ред ол! (Убирайся!) – Захра хала плюнула в его сторону.
На следующий день её разбудил вкусный запах яичницы с помидорами.
– Мина, дочка, – догадалась Захра хала.
– Мама, доброе утро. Ты заспалась.
– Гызым (Дочка), ты так рано – ни свет, ни заря.
– Ай, мама, уже 12 часов.
– Вай, как поздно! – старушка засуетилась и, наскоро одевшись, шаркая шлепанцами, поспешила в ванную комнату.
Мине, старшей дочке Захра хала, было под 60. Она работала учительницей музыки. Задумчиво переворачивая яичницу, она обдумывала, как сообщить матери, что ее дом, старый отчий дом, будут сносить. Только вчера вечером им позвонили и сообщили, что Захру хала надо забирать, потому как все бумаги, подтверждающие снос здания, уже подписаны. Не позднее чем через десять дней нужно съезжать. Всю ночь Мина не спала, с мужем Али они обсуждали создавшееся положение. Она и с братом Бахрамом говорила, он приезжал вечером. Но как поделикатнее сообщить матери, не знал и он.
– Это ее убьет, – думала Мина.
Они так любили свою маму: всю свою жизнь Захра хала посвятила семье. Всегда кроткая и спокойная, никогда не повышала голоса на детей. Даже когда ее любимчик Бахрам не успел спрятать сигаретку, и мать застала его на заднем дворе. Он учился тогда в десятом классе. Ничего не сказала Захра тогда сыну, только грустно посмотрела на него. И на всю жизнь этот взгляд матери отбил охоту к курению у Бахрама.
– О чём думаешь, гызым? – ласково обняла Захра хала дочь за плечи.
