– Значит, так, – начала она и опять замолчала.
– Мама, что произошло? – уже испуганно спросила Тоня.
– Ничего не произошло… Просто я сегодня в булочной познакомилась с одной женщиной. Зовут ее Лика. Она… Ее надо видеть… Как с журнала мод. Одета шикарно, а такая простая. Затащила меня сразу в кафе, и мне уже через несколько минут казалось, будто мы всю жизнь знакомы. Удивительно. Короче, она приехала из Москвы и ищет комнату на год. Готова платить любые деньги. Я и подумала: у нас такая материальная напряженка – ремонт давно пора делать, да и одеться всем надо… Чем она помешает, даже если на год?… Я и предложила у нас. Конечно, надо было сначала с вами посоветоваться, но…
– Мама, что с тобой?! – возмутилась Тоня. – Мы никогда жильцов не имели… И вообще… Пустить к себе в дом незнакомого человека. Прямо с улицы. Да еще на год. О чем ты думала? Папуля, как тебе это нравится?
– Мне совсем не нравится. По маминому описанию, она явная аферистка.
– Очень остроумно. Человек с просьбой обратился… Она сказала, что придет в пять, и вы увидите, какая она замечательная! Ну что вы на меня уставились? – уже с отчаянием спросила Галя. – Мы на ремонт никогда сами не соберем. Такие деньги! А Тоне зимнее пальто? Просто стыдно, в чем она ходит, – учительница все-таки… Ну хорошо. Давайте договоримся так: если она вам не понравится – по каким-нибудь причинам откажем, – уже примирительно закончила Галя.
– Договоримся, но с условием – в магазины не пойдем.
– Шантажист. Магазины – завтра, а она сейчас придет. Пойди лучше переоденься.
– Это еще зачем? – поджал губы Нечаев.
– Посмотрись в зеркало – поймешь, зачем.
– Даже в выходной жить не даешь, – вздохнул Нечаев и, встав с кресла, направился к лестнице. Проходя мимо Тони, он поцеловал ее в голову и, указывая на Галю, сказал печальным голосом:
– Твоя мать – диктатор.
– Подожди, Сережа. Это еще не все. Вот сейчас тебе совсем не понравится. Она, по-моему, новая русская.
Нечаев остановился и недоуменно посмотрел на Галю.
– Что значит «по-моему»? Эту публику ни с кем не спутаешь. Ты уж, пожалуйста, не хитри – тебе не к лицу.
– Ничего я не хитрю. Она другая… Ты увидишь. Я же знаю, как ты к ним относишься…
Отношение Нечаева к новым русским, да и вообще к происходящему в стране было не просто негативным, оно было по-настоящему враждебным. Он радовался и гордился, когда развалился Советский Союз. Вспоминая своего большевика-деда, он ожидал, что коммунистическую партию по крайне мере отменят, если не предадут суду, и в стране наступит настоящая демократия. Вместо этого в стране наступил полный хаос и беспредел. Народ как и был ничто, так им и оставался, а вот бывшая номенклатура и производственное начальство всеми доступными только им средствами стали присваивать себе страну. В их городе ярким примером происходящего в России был его бывший приятель и начальник отдела Калягин, который к концу восьмидесятых добрался до должности замдиректора химкомбината. Когда началась приватизация, он, лихо оттеснив нерасторопного директора, стал основным держателем акций комбината, а затем и единоличным его владельцем. Вскоре он приобрел еще несколько более мелких городских предприятий и стал неофициальным хозяином города. Свое отношение к Калягину Сергей перенес на всех новых русских и, как он считал, заслуженно.
– Все, что я прошу, – поговорить с ней, – продолжала Галя. – Ты можешь для меня это сделать?
