Усадьба - страница 9
С момента знакомства прошло без малого четыре года. За это время Артём убедился, что сбывать найденную «религию» экзотическому северному человеку надежнее и выгоднее, чем нести другому посреднику или в антикварную лавку. То, что перед ним посредник, он определил сразу. Не будет завзятый коллекционер, каким бы тронутым на своей теме он не был, просиживать целыми днями, как на работе по графику, за ящиками с выложенным для отвода глаз старьём и тем более продавать его. Определённо наличествовал коммерческий интерес, а какой именно – кто знает.
Каких‑либо угрызений совести, вообще ощущений того, что он делает что-то неправильное, Артём никогда не испытывал. Товар как товар, предметы, которые даже «имеющими культурную ценность» может признать только соответствующая экспертиза. Сам он крещён не был. Сколько раз его родители заводили разговор о том, что надо бы, конечно, но дальше этого дело не шло. На заданный прямой вопрос «почему» они со смущённым видом переглянулись и признались, что не смогли в своё время найти кого‑нибудь на роль крёстных отца и матери. Не смогли – значит, не сильно захотели, подумал про себя Артём, и чувство брезгливости, испытываемое им к родителям, с того дня увеличилось ещё сильнее.
Он поморщился, почувствовав, как о себе напомнил живот – что‑то болезненно сократилось и провернулось внутри. Время обеда близко, а еда утонула вместе с рюкзаком. До вечера ещё долго, значит, опять, как всегда, разболится голова. Купить негде и не у кого. В качестве компенсации он зайдёт в «Макдональдс», когда вернётся в город. Чтобы есть не захотелось ещё больше, он отогнал мысли о еде и, обойдя крест, посмотрел на вид, открывавшийся с возвышенности.
Пологий спуск упирался в неизбежный кустарник, заполонивший неглубокую лощину. За лощиной виднелось относительно большое открытое пространство. Ручеёк рассекал его по диагонали, пропадая из виду в очередной полосе редколесья. Унылая северная природа, ещё не ожившая, не отошедшая после зимней спячки, под затянутым бесцветными тучами небом, навела бы хандру на любого уставшего и проголодавшегося человека, но при взгляде вниз Артём почувствовал острую смесь интереса, воодушевления и охотничьего азарта.
Потому что на дальнем краю представшего перед ним снежного поля виднелось тёмно‑жёлтое строение с абсолютно неуместно здесь смотревшимися строго вертикальными колоннами в центре и даже с такого расстояния показавшимся огромным разломом в боковой стене. За зданием ближе к лесу виднелись небольшие, заросшие кустами горки, обозначавшие, вероятнее всего, развалины подсобных построек. Это было всё, что осталось от усадьбы Андрея Павловича Узмакова, выстроенной более двух веков назад и всего через два десятилетия после постройки навсегда покинутой обитателями.
***
– Не слышал, – попытался сказать он. Голос сорвался, и Артём с досадой повторил погромче. – Про такого не слышал.
Одновременно он аккуратно отодвинулся от старика, так чтобы тот этого не заметил. Свихнулся Нилов или нет – это его не касается. Пусть разбираются завтра врачи. А сейчас ему надо просто чтобы неприятный ему человек ушёл подальше и больше к нему не подходил.
Проснувшись среди ночи, Артём почувствовал, что сетчатая кровать, на которой он спал, прогнулась под дополнительным весом. Металлическая плетёнка противно взвизгнула. Нос втянул неприятный и знакомый запах. Открыв глаза, ещё не отойдя от первого за последние несколько дней долгого многочасового сна без пробуждений, он увидел сгорбленный силуэт Нилова. Старик хрипло дышал, смрад вырывался из приоткрытого рта. Лица видно не было из‑за бившего в окно света уличного фонаря, к которому тот сидел спиной.