Пичуга в золоченой клетке заливисто пела. Виртуозно выводя коленца, ее ярко оранжевое горлышко то раздувалось, то вдруг истончалось грациозностью божественных линий. На мгновение смолкнув, птаха, привыкшая к неволе, вновь заливалась замысловатыми трелями.
Вениамин, облокотясь на многочисленные шелковые подушки, слушал ее звонкое пение. Повелитель Хазарии пребывал в состоянии ленной истомы, когда не хочется думать ни о силе Византии, ни о происках Халифата, не слышать наушных речей приближенных, не видеть их подобострастных улыбок и поклонов, а просто быть наедине с собой, наслаждаясь замысловатыми руладами маленькой беспомощной птицы.
Он приказал не тревожить его. И никто не посмеет нарушить покой малик-хазара, если только не… Дрема… Сладкая дрема облаком опустилась на веки… А птаха все поет, все заливается…
Правителя разбудил голос его приближенного. Вениамин открыл глаза, раздраженно взирая на того, кто осмелился нарушить его покой.
– Бек, Вениамин, арсии настойчиво просят их принять, они возмущены и возбуждены. Они просят твоего дозволения выслушать их сейчас, – взволнованно сообщил вошедший. – Они даже не просят, они требуют принять их. Большой толпой собрались они у ворот касра и, думается мне, не уйдут, пока ты не выслушаешь их, мой повелитель.
Истома, властвующая над Вениамином, покинула его столь же внезапно, сколь и завладела им некоторое время назад. Он вскинул на приближенного настороженный взор:
– Пусть войдут, но не все… – после некоторых раздумий согласился он. Приближенный удалился.
Вскоре покои повелителя Хазарии наводнила толпа арсиев.
– Мой повелитель, – просочившись сквозь нее, приближенный шептал малик-хазару на ухо, – они не управляемы, они не воззрили на запреты и прошли к тебе толпой.
Вениамин был возмущен, но взгляд его излучал лишь спокойствие. Выразительным жестом величественной руки пригласил он вошедших к беседе.
– О повелитель, – начали разговор вошедшие, – мы твои воины. Мы преданы тебе. Каждый из нас готов положить за тебя жизнь. Мы просим выслушать нас. Русы вошли в устье Итили. Они везут тебе дань и со дня на день будут здесь. Мы, твои арсии, представители тех мусульман, что стоят сейчас под стенами касра, и тех, кто не может быть допущен даже в твой город. Мы, мусульмане, просим твоего дозволения преградить путь русам и отомстить им за все зло, за все бесчинства, которые они творили на землях наших единоверцев. Они разбойничали в странах наших братьев мусульман, проливали кровь, порабощали женщин и детей. Разреши нам расправиться с этими людьми.
В воздухе застыла пауза. Вениамин молчал. Он не мог не прислушаться к требованиям своего народа, но идти против крепнущих русов тоже было не в его интересах. Пауза затягивалась. Наконец Вениамин произнес:
– Что ж, пусть будет так. Я разрешаю вам преградить путь русам.
Среди арсиев прокатился шепот одобрения.
Птица напуганно металась по клетке, цепляясь острыми коготками лапок за золоченые прутья. Вениамин накрыл клетку тонким шелковым платом, и птаха понемногу успокоилась. Вениамин задумался.
Он только что разрешил арсиям отомстить русам. Он полностью разделял их чувства и их желания, но, защищая интересы Хазарии, должен был заботиться и о ее безопасности. У русов много оружия и кораблей. Они сильны. Хотел того Вениамин или нет, он должен был считаться с русами. Если вдруг в борьбе с ними его арсии потерпят поражение, позиции Хазарии должны остаться прочными. И здесь он приневолен был вести двойную игру. Он, Вениамин, вынужден был предупредить русов о грозящей им опасности. Только так он мог сохранить свои интересы.
