– Не значит ли это, что деликатесы ценнее Родины? – спросил Отто.
– Нет. Это значит, что люди слабы и не более того, – ответил Альберт. – Слышал ли ты когда-то про пирамиду потребностей психолога Маслоу?
– Нет.
– Так вот слушай. Внизу пирамиды главные потребности – еда, вода, размножение… Все высокое духом от того и высокое, что оно наверху. Чтобы быть наверху нужно удовлетворить все низменное.
– Тогда они не смогут быть наверху, пока низменное у них не удовлетворено.
– Не смогут. Но они пытаются. Это уже заслуживает восхищения. Не нужно их провоцировать и они достигнут верха. Впрочем, не будем про Маслоу. Он был евреем.
– Когда я проснусь?
– Тогда же, когда и все мы – никогда.
– Мне надоела эта реальность.
– А кому нет? Но все мы в ней живем.
Вечером в баре было опять многолюдно. Герда сидела за своим привычным столиком, держа в руках книгу. Пьяные мужчины подходили и уходили, Герда неизменно вежливо их отшивала. Отто сел за стойку бара, взглянул на Герду и увидел призывный взгляд и приветственный кивок. Он сел за ее столик и поздоровался. По потолку бара проплыл лебедь, в окружении амуров, Герда держала книгу в руках.
– Видишь тени людей в баре? – спросила его Герда.
– Вижу, но это лишь тени, – ответил Отто.
– О, многие из них считают эти тени людьми и даже разговаривают с ними, слыша в ответ свои собственные мысли, даже не понимая, что говорят со своей тенью… Или с чьей-то иной… Какая разница, ведь мы говорим лишь о тенях. Такая мелочь…
– Тени бывают больше людей, если правильно падает свет.
– Ты прав, бывает, что тень человека даже больше его самого. Но она все равно мелка. Видишь маленькую хрустальную статуэтку женщины на стойке бара?
– Вижу.
– Ты бы долго смеялся, если бы узнал, что кельнер хранит ее сильнее собственной жизни.
– Что же здесь смешного?
– Она напоминает ему его жену. Хрупкая, слабая, красивая и свободная… Как Веймарская республика, давно забытая и неценимая ныне. Она не была ему верна. Но она была красива. Он не хотел бы быть с ней, но свято чтит ее по сей день. Ты знал, что не все здесь едят вяленое мясо?
– А что же здесь еще есть?
– Можно пить пиво или принести с собой молока. Но некоторые категорически отказываются есть мясо животных.
– Да, у нас тоже были такие люди.
– Смешно. Вся наша страна построена на крови убитых евреев и русских, но коровы и свиньи для них табу. Им их жалко.
– Но не тебе?
– Мне не более жалко свиней, которых щадили евреи, чем самих евреев, которых не щадили свиньи.
– Такое не опасно говорить?
– Во-первых, я пьяна. Во-вторых, с тех пор, как евреев реабилитировали, это уже не опасно. У нас уже никого не травят в камерах. Мы мягки и гуманны, прямо как были французы.
– Давно ли?
– Да с тех пор, как умер Гитлер. Геринг и вся их шайка лизоблюдов сразу разоблачили его зверства и смягчили законы. Как будто они не имели ко всему этому отношения…
– Так всегда и бывает…
– Проще всего отречься от своих преступлений, когда приказы отдавал не ты… А те, что ты… документы можно сжечь, как книги Ремарка и Фрейда. Мы, дескать, ездили под землей на метро, на подземном поезде, не видя всего, что творится на поверхности. Но люди то помнят… По крайней мере те, что носят нестандартные головные уборы. Над ними смеются, ведь это экстравагантно… А они смеются над всеми в душе.
– Дай я накрою тебя, – сказал Отто, накинув лежащую рядом накидку, похожую на простыню, на их головы, создав импровизированный шатер за их столиком. – Такая красавица с книгой в руках… Музу могут легко украсть.
