Разум вновь соединяется с телом. Сознание проясняется. Приподнимаюсь, прислоняюсь спиной к стене и одной рукой подтягиваю брюки.
Оттолкнувшись пятками, умудряюсь сесть прямо, хотя от усилий чуть снова не теряю сознание. Камень влажный и тёплый. Высматриваю нападавшего, но тот отполз в тень. Искать неохота – вроде бы почти не двигалась, а устала.
Снотворное, догадываюсь я. Они меня усыпили. А потом доставили сюда.
Пробуждаются слабые воспоминания. Так рыбки всплывают на поверхность, если бросить им хлебные крошки. Вспоминаю плеск воды, скрип деревянных снастей, покачивающийся гамак. Кандалы на запястьях. Смотрю на руки и вижу следы. Да, вот такие у гурта кандалы, с зазубринами внутри. Пытаешься снять – только сильнее вонзаются в руки. Я, наверное, была умницей – не пыталась. Порезы неглубокие. Так что с руками всё в порядке.
Вспоминаю звуки голосов – гурта смеются, кричат, перешучиваются. Иногда они обращаются ко мне на своём языке – думают, не понимаю. Оскорбляют, издеваются. Надеюсь, мне хватило ума промолчать. Скорее всего, хватило. Ни к чему им знать, что я владею их языком.
Плыли, наверное, долго. Воспоминаний много, явно какое-то время прошло. Вот мы плывём через пещеры. Мимо кристаллических образований и гигантских грибов. А потом – скрип телеги… Да, точно, припоминаю… Меня везли в клетке, а клетка стояла на телеге. Ехали по дорогам, выровненным заклинателями камня, все острые камни убраны и сглажены Старейшинами гурта. Дальше мы пересекали каменный мост над пропастью, на дне которой светилась красная раскалённая магма. Проезжали мы и через туннель в скале, очень широкий, все стены в фосфоресцирующих водорослях, которые до сих пор кормятся останками древних монстров, хотя те вымерли уже много тысяч лет назад. Потом туннель расширился ещё больше, и мы выехали в гигантскую пещеру цилиндрической формы. Даже дальней стены было не разглядеть.
Помню, как они меня кормили, а я ела, слишком одурманенная, чтобы сообразить – в еду подмешана новая доза снотворного. Должно быть, корень расщепника или масло чамы. А может, ещё какое-нибудь гуртское растение, о котором я даже не слышала.
Вспоминаю, как они все стояли вокруг меня и смотрели. Бледные, худые, почти изящные, глаза у всех голубые. Голоса высокие, напевные. У одного нижнюю часть лица закрывала грязная маска, и он меня осматривал.
Больше ничего не помню.
Ну, хоть одно ясно. Я в тюрьме. Пещера неровной формы – значит, скорее всего, естественная. Старейшины таких кривых стен не делают. В глазах всё ещё мутно, но насчитываю в камере не меньше десятка заключённых. Сидят кто где, одни спят по углам, другие разговаривают, третьи просто пялятся на меня. Некоторые расположились на каком-то тряпье и одеялах, которые, судя по всему, бдительно охраняют от любых поползновений.
Здесь жарко. От стен идёт тепло. Это может значить одно из двух – либо мы очень глубоко под землёй, либо рядом проложенный лавой канал или какая-нибудь трещина, из которой валит пар. В потолке дыра с решёткой, сквозь неё проникает свет факелов. Других выходов что-то не видно. Но отверстие, закрытое прутьями, высоко. Сквозь него ничего не разглядишь.
Пытаюсь встать и резко втягиваю воздух, спина отзывается острой болью. Поняла – лучше и не пытаться. Аккуратно устраиваюсь поудобнее и слежу за остальными – вдруг ещё кто-то ко мне полезет? Нет, вроде никто не хочет. Ну и отлично.
