– Типа того… – сумрачно подтвердил Виктор. – В общем, сегодня выходной, а уже во вторник им нового «потапыча» привезти обещали…
– Опана!
– Ну, да. Они так и сказали: «свежего зверя». А значит, Тихон им больше не нужен. Циркачи-то его недорого отдали и про возраст, конечно, сообщили, вот эти и боятся, как бы он раньше времени кони не двинул. Сегодня около пяти там весь этот базар, похоже, и начнется, а в финале нашего Тихона выпустят.
– Погоди, ему же ничего еще не срезали и не вырвали!
– Ну, этого я точно не знаю. По любому – когти срезать недолго, а чтоб не кусался, морду струной перетянут, как тем же волкам.
– Вот, уроды!
– А ты думал! Чем дольше он против псов выдержит, тем больше они заработают…
Мы замолчали. Время от времени поглядывали друг на дружку и ломали мозги, пытаясь найти решение. Неожиданно заговорил Кулер. Вроде и про другое совсем, но мы его все равно поняли.
– После битвы на реке Альма множество свидетелей тоже описывали один грустный случай. Это под Севастополем было – осенью 1854 года…
– Это когда англо-французы на нас напали?
– Ну, да… Сперва на Балтике, потом на Черном море. Словом, наши войска потерпели свое первое поражение в Крыму и отступили к Севастополю. Так вот вместе с потоком отступающих брела лошадь с пятой батареи подполковника Хлапонина. Ну, то есть лошадей было много, но у этой ядром оторвало челюсть. И вот она бедная, истекая кровью, все равно дисциплинированно шла вместе со всеми, несла на себе сбрую, молча терпела боль, и ни у кого из солдат не поднималась рука, чтобы пристрелить ее, хотя было понятно, что она дико страдает и что с такой раной все равно обречена.
– И что?
– Ничего, дошла бедная лошадка до самого Севастополя. Там с нее сняли сбрую, погладили, пожалели. Ездовые слезу пустили – лошадь-то даже напоить нельзя! А она молча отошла в сторонку, легла на землю и умерла.
Мы глядели пораженно на Кулера, хотя подобные истории он преподносил нам не впервые. Но, видимо, все ясно представили себе эту лошадь с жутковатой раной и, наверняка, сопоставили ту давнюю ситуацию с сегодняшней. Ксюша даже всхлипнула.
– Но там-то хоть война была, – скрипучим голосом проговорил Заяц.
– Вот именно – война, и оружия хватало, и остервенели все после поражения, а все равно пожалели, не пристрелили.
Тарас сплюнул далеко в сторону, нервно растер тощие ладони.
– Да уж… Там пожалели, а тут безо всякой войны точно звери какие. Даже хуже…
– Ну, не все же.
– Я про всех и не говорю, – Тарас сумрачно поглядел на свои ладони, словно потерев их, обрел какую-то тайную подсказку. – По любому надо собрать побольше инфы об этом гадюшнике и выложить все в сеть.
– А дальше что?
– Петицию организуем, подписи собирать будем.
– А что, люди подпишут! Тысяч сто запросто наберем.
– Может, и наберем, только Тихона к тому времени пять раз успеют закопать, – Виктор удобнее положил загипсованную ногу и невольно поморщился.
Я покосился на его гипс и сумрачно поинтересовался:
– Врачи-то что сказали? Жить будешь?
– Буду, не волнуйся. Обычный перелом голеностопа. Еще и растянул мощно. Опухло все к черту…
– Как ты так умудрился?
– Дурное дело – нехитрое, – Виктор криво улыбнулся. – Это мы по крыше ползали, дыру искали, но там ведь железо кругом, грохочет все – вот нас и услышали. Как охрана переполошилась, мы по той же березке вниз сиганули. Я первый, Серега за мной. Только я сорвался, ногой вдарился о какой-то пень, а Серый увидел такое дело и отвлекать их бросился. Забежал на другую сторону крыши и спрыгнул – чуть ли не к ним в руки.
