Успеть сказать до тридцати - страница 14

Если ты идешь рядом, то очень прошу, не падай.

Я тебя подхвачу,

но подхватывать лучше – песню.

Можно спеть, например,

о русской великой силе,

об эскимосской сотне названий снега,

о любви. Или смерти. Главное, чтоб красиво,

чтобы песня обратно в горло упала с неба.

Я забуду тогда о том, что трудна дорога,

что сносила шесть пар сапог, а седьмая пара

протекает, и до простуды совсем немного.

Ощущать себя безнадежно больной и старой

значит сдаться дороге, что мерит своею мерой.

До ближайшего дома, что сам по себе есть чудо,

остаются туман и хмарь.

И немного веры.

Здесь должна быть другая строчка, но я не буду

сочинять ее, чтобы не портить вечер.

Но немного – достаточно, чтобы дойти дотуда.

Если дашь мне огня и руку, то будет легче.

«Скорая ехала мимо, не довезла…»

Скорая ехала мимо, не довезла.

Умер на Невском, вечером, в шесть-ноль-ноль.

Я никогда никому не желаю зла,

но двадцать лет за руку держит боль.

Но двадцать лет за руку держишь ты,

имя имён, слепой интеллектуал,

в каждом столбе фонарном – твои черты,

я падал, а всем рассказывал, что летал.

Скорая ехала мимо не про меня.

Был недоступен сервер и абонент.

Пусть человек, лишающийся огня,

возьмет да и выживет. Выживет обо мне.

Куда-то же должен деться огонь в груди.

Мой, о тебе, раз у тебя есть свой.

Огня у тебя, бенгальского, пруд пруди.

Веснушчатые искры на мостовой.

Скорая ехала. Мальчик шёл, в облаках

витая уже семь лет из своих семи.

Но двадцать лет держу я себя в руках,

боль, ты, огонь – члены моей семьи.

Мой двадцать первый год – это Божий смех.

Держал и не выдержал, выбежал. Скрип колёс.

Очередной шаг к Цели, паденье вверх.

Там, говорят, больше не надо слёз.

«Мне не резон входить с тобой в резонанс…»

Мне не резон входить с тобой в резонанс:

не выдержит это акустика лучших залов.

Все, что не убивает, делает нас из нас,

это больно, но честно,

как время мне показало.

«Привыкни к ней, как будто к Петербургу…»

Привыкни к ней, как будто к Петербургу

приехавший откуда-то извне.

И, насыпая смуглый кофе в турку,

готовь его, пожалуйста, о ней.

Она хотела здесь ложиться в дурку

и там сходить с ума до бесконе…

Ее давно по имени не звали.

Ее давно никто не ждал назад.

Она молчала, и крепчала наледь

в усталых и негреющих глазах.

Ее давно смеющейся не знали.

Привыкли, что витает в небесах.

Привыкни к ней, как будто бы к жилищу,

завещанному добрым кем-нибудь.

Ее уже давно никто не ищет,

не выбирает, словно верный путь.

Но вырастут цветы на пепелище,

когда решишь ей Слово протянуть.

Ее давно не видели счастливой.

Воистину счастливой, а не так –

«Привет. Дела нормально. Только ливень,

Нет, не приду. Прости. Я занята».

Кто послабей, тот топится в заливе.

Она сильней. Поэтому – не та.

Привыкни, что вокруг нее – то зависть,

то чье-то беспощадное вранье…

Она с тобою рядом оказалась

не просто так. Но рядом – не вдвоём.

Пока я этой женщиной являюсь,

Я очень беспокоюсь за нее.

Ameno

Говорят, залпом пей до дна и достигнешь неба.

Всех поймешь и возлюбишь братьями или сёстрами.

Это чистая правда, все мы с одной планеты.

И ничьи слова не будут казаться острыми.

Было бы легче, если бы я пьянела.

И была бы душа закрытой, а не развёрстою.

Ameno, dori me, ameno, значит, бог с тобой.

Я сжимаю в руке бокал с дождевой водою.

Говорит о своей трагедии каждый выпивший.

Каждый из них – один. Раньше было – двое.

Каждый второй смеется над первым выбывшим.

Я здесь третья, служу им немым конвоем.

Будто я доктор и панацею выпишу.

Назад Вперед

Успеть сказать до тридцати - страница 14

Похожие книги