Я обыкновенный плагиатор и стихи дублирую, шутя:
строчки я краду у листопада и ворую рифмы у дождя,
голос я беру у водосточных труб, в которых бьются
сквозняки. Ну какой тут авторский источник, ну какие тут
обиняки? Собственный мой голос – он прокурен и хра –
пит в гортани про запас. В наши игры о литературе
голоса играют против нас.
Ходют-бродют критеги в очочках, поднимая выспренную
бровь: здесь как прядка выбилось полстрочки, и ну что ж
ты пишешь пролюбофь? «Подозренье рифм на отгла –
гольность, – молвит критег, челюстью скрипя, –
да и твой не уникален голос – так уже сказали до тебя!»
Я молчу и не читаю строки тех, с кем кто-то сравнивал
меня. Не они преподают уроки – те, чей свет за пазухой
храня, я иду, и мне светлее в самой нелитературной
темноте.
Я рифмую строки с чудесами.
Я ворую рифмы у детей.
У меня в стихах не «воют птицы» и не прочирикает зве –
рёк. У меня не «спится с тем, кто снится», разве это ста –
вят мне в упрёк? Надо, вероятно, чтобы «выли» «птицы
счастья» третьей мировой, надо, вероятно, чтобы были
трое: он, она и у него; надо, чтоб добряк побил злодея,
надо, чтоб «йа без него умру…»
Пусть не в меру я краду идеи: я краду идеи не в миру.
Я краду анапесты и ямбы у морей и тридевятых гор. И не нужно
петь мне дифирамбы или вызывать на разговор: если у тебя
в стихах ни строчки от того, что дарит эта Жизнь –
лучше, правда, ограничься точкой.
Или в графоманы запишись.
