Успеть сказать до тридцати - страница 9

Муз или Муж?

Звёзды или цветы?

Гамма, палитра, спектр сумасшедших чувств –

это свеча в краю любой темноты.

Если я стану Бродской – хотя б чуть-чуть,

я обещаю, Басмановым будешь ты.

That's all

Было столько лиц. Не помню ни одного.

Было столько света, что, кажется, я ослеп.

Было столько всего. Столько было всего:

зрелища были яркими, свежим – хлеб.

Было столько звука, что, кажется, я оглох.

Было столько бумаг, что хватит ли мест в печах?

Было столько звонков, и я отвечал: «Алло»,

а иногда, быть может, не отвечал.

Было столько слёз, как только не стёр щёк.

Было столько зла, забыть всё – уже добро.

Было столько женщин, что я потерял счёт.

Ни одна из них не являлась моим ребром.

Надвое сломан меч и расколот щит.

Доспех стал платьем, забрало стало чадрой.

Было столько всего, что память по швам трещит.

Всё, что было, мы сотворили из ничего.

Было столько у нас ничего, и ещё есть.

Если хочешь, отдам. Вечером приходи.

Это самая что ни на есть никакая весть.

Всё еще будет.

Всё еще впереди.

Всё ищет путь во тьме к одному из нас,

и, как правило, этот кто-то стоит спиной.

Всё, я устал.

Скажи мне, который час.

И не спрашивай, что со мной. Ничего со мной.

«Всё или ничего» – ультиматум прост.

Я выбираю «или» из двух зол.

Как связующее звено или свайный мост.

Было столько, что самое время сказать «That's all.»

Те, кто лучше

Так случается – те, кто лучше, обойдены!

Их как будто специально не замечают,

и не делят с ними трофеи своей войны,

подавляя желанье спросить у них:

«Может, чаю?

Может быть, расскажешь за чашкой мне,

как только удается тебе все это:

побеждать на войне, не будучи на войне?

Посреди поголовной тьмы не нуждаться в свете?»

Этим людям дают раз в тысячу меньше, чем

каждый из них заслуживает. Но разве

это важнее им, чем на одном плече

чувствовать снег, холодный, как чистый разум,

а на другом – чей-то влюбленный лоб

спящего усталого человека?

Лучших всегда задвигают подальше, чтоб

после представить их как синоним века,

честности

и невиданной теплоты,

ибо лампы – перегорают, софиты – гаснут.

А если у лучших – вдруг – остаёшься ты –

в строчках или на сердце –

разве то не прекрасно?

Автопортрет

Я проступлю сквозь белизну листа

историей,

о многом умолчавшей,

и кто сумеет досчитать до ста,

не расплескав

долготерпенья чашу,

тот непременно убедится сам,

что есть любовь – не больше и не меньше,

что путь обыкновенным чудесам

открыт для всех Надпропастьюворженщин,

что тот, кто маяковски иссечась

отчаяньем,

себе не сыщет места,

но дом найдет в наречии «Сейчас»

любого космополитизма вместо,

что в настоящем –

прошлое болит,

что слово «мир» антонима не любит,

что для любой из ветреных Лолит

вдруг перестанет быть весомым Гумберт,

а горечь в послевкусии мечты

порой бывает так невыносима,

что хочется

стереть свои черты

и никому не говорить «Спасибо»,

но я – скажу.

Всё, бывшее со мной,

случается, вестимо, с каждым третьим.

Спасибо всем,

кто был секундным сном

на маленьком моем автопортрете!

Не мой китайский фонарик

Китайский фонарик в ночи над Марсовым полем

мирно летел, пожара не предвещая.

Я тебе заплетала косу. Ты был доволен.

Ты учил меня обращаться с семью вещами:

речью, мужчиной, влюблённостью, силой воли,

вниманием зала, прощением и прощаньем.

Я собиралась с тобой запустить такой же

китайский фонарик с письмом тому, кто создал нас,

но горелка в мешке отсутствовала. Похоже,

огня между нами быть не могло как данность.

Ты взял меня прямо там. Трава прорастала в кожу.

Назад Вперед

Успеть сказать до тридцати - страница 9

Похожие книги