Безусловно, в этом зрелище было нечто мистическое, из зеркального коридора неясно сквозило туманной, почти экзистенциальной тайной. Все эти двойники были заперты каждый в своей зеркальной клетке, все стояли лицом к одному своему соседу и задом к другому, и в этой композиционной очередности был отблеск сумеречной трагедии их иллюзорного бытия.
– Да-да, все мы заперты в коридоре бесконечности. Что поделаешь!
Вздрогнув, Митя обернулся – около входа стоял старик-смотритель. Он угадал его мысли – и Мите почудилось в этом что-то потустороннее, с примесью шарлатанского ясновидения.
– Эта комната наводит на размышления. А вы, молодой человек, полагаю, любите вечные проблемы решать, а? – Старик хитро прищурился.
– От вас, кажется, ничего не скроешь, – признался Митя.
Он оглянулся: в комнате никого, кроме них, уже не было. Старик внимательно оглядывал его из-под своей дурацкой панамки и выглядел при этом древним анахронизмом и реликтом.
Внезапно старик подошел ближе и протянул руку:
– Думаю, нам надо познакомиться. Зовите меня Фаддей Фаддеич.
– Митя, – вяло ответил Митя и сунул в ответ ладонь.
– Так вы говорите, Митя, – сказал старик, – что видите там, – он показал на зеркало, – себя, разложенного на бесконечные ежесекундные «я»?
Митя снова вздрогнул. Ничего этого он не говорил. Но думал.
– Последовательность этих «я» и есть ваша жизнь, – продолжал Фаддей Фаддеич. – А эти комнаты в зеркальном коридоре – секунды, дни, годы. Ваше время. Впереди – будущее, сзади – прошлое. А между ними – настоящее, там, где вы сейчас находитесь.
Митя молчал, не понимая, к чему эта лекция.
– Так я вот о чем говорю: если вы сейчас отойдете в сторону, чтобы не отражаться в этом коридоре, что там останется?
– Коридор останется.
– Ну а если коридор останется – то чье это время, чье прошлое и будущее? – Старик назидательно поднял палец. – Это будет Время само по себе. Его бесконечность. Помните, как в мифологии – вначале был вечный, безграничный хаос. Из хаоса возникло время – упорядоченный космос. Время выстроило свой бесконечный коридор, и этот коридор стал космосом, вне которого ничего нет.
Мите вдруг стало жаль этого слегка тронувшегося умом старика, живущего в каком-то одному ему ведомом иллюзорном мире. С другой стороны, разве это не счастье – иметь целый собственный мир, в котором можно спрятаться от нелепостей общего для всех человеческого мира, похожего на гигантскую коммунальную квартиру?
– Кронос – великий бог, равных ему по силе почти нет, – хвастливо заявил вдруг старик.
– Почти? – переспросил Митя.
– Да, почти. Он не властен над смертью и тем, что после нее. Смерть – граница его компетенции.
– Вы верите в жизнь после смерти? – на всякий случай спросил Митя.
– Я верю только в то, что знаю. А знаю я побольше вас. Мне, например, известно, что само Время, к несчастью, смертно. Но, разумеется, существуют силы, несогласные с такой постановкой вопроса. Я, со своей стороны, приложу все усилия к сохранению статус кво.
Эк его понесло, думал Митя. Вслух же вежливо сказал:
– Простите?
– Не за что мне вас пока прощать, – проворковал Фаддей Фаддеич. – Если только вы не собираетесь стать убийцей Времени.
– А вы собираетесь стать его ангелом-хранителем?
– Чем угодно, только не ангелом, – недовольно поморщился старик. – Вы, я вижу, настроены скептически. Это понятно. Я бы на вашем месте тоже отбивался всеми конечностями как нормальный просвещенный материалист. Хотя, по секрету говоря, – старик шпионски понизил голос, – материализм сам себя-то не оправдывает, не говоря уже об оправдании более тонких материй… Гм… кажется, я скаламбурил. – Он вдруг весело хихикнул и тут же помрачнел, застыв в позе мыслителя: взгляд вперен в пол, одна рука держит подбородок, другая – ее за локоть. – А нехудо бы знать, куда запропастились камушки, – проговорил он словно в рассеянии.
