Большинство присутствующих были не готовы к такому повороту ни морально, ни физически. Люди были деморализованы, часть из них объединялась в группы для поездки в город, чтобы забрать своих родных. Женя, который отошел ближе к дороге, вернулся обратно, он переговорил с кем-то из солдат и выяснил, что Кафельников уехал с колонной и частью офицеров, присутствовавших на собрании.
– Дождемся их приезда? – спросил меня Женя.
– Дождемся, наши в безопасности, я надеюсь на это, а идей у меня все равно нет, – ответил я, пожав плечами.
Дальнейшее ожидание казалось вечностью, часть людей уехала, остальные пребывали в молчаливом забвении. Желания идти к штабу и околачиваться у входа в надежде получить какую-нибудь информацию у меня не было. Мне было очевидно, что никто ничего не знает. Уже позднее я узнал, что связь с колонной пропала через час. Последним сообщением они уведомили о том, что входят в город. Ближе к вечеру я увидел фары автомобиля, это была наша машина из колонны, уходившей утром в город. Расстояние, между нами, стремительно сокращалось, несмотря на пересеченную местность, водитель гнал как сумасшедший. На шум вышли все, к тому моменту в лагере осталось около ста человек. Не знаю, что уж во мне передернулось внутри, но я чувствовал огромную опасность и вопреки толпе не пошел навстречу машине и не дал это сделать Евгению. Я придержал его за плечо и подтащил к себе.
– Постоим тут, – сказал я.
Женя не сопротивлялся, но с нескрываемым чувством любопытства вглядывался в толпу рядом с машиной.
Автомобиль внешне был в порядке, что вызывало недоумение у людей. В салоне был только водитель, остановившись, он буквально выпал на землю. Его лицо застыло в гримасе испуга, а на щеках и лбу присутствовали ожоги, кожа отсутствовала, обнажив мясо. Его окружили, кто-то позвал медиков. Несколько человек взяли его под руки и повели в сторону санитарной палатки.
– Они исчезли все, все исчезли, – бредил солдат.
Пока он шел в санчасть, его несколько раз стошнило. Вход в палатку, после того как его завели, закрылся. Люди остались ждать около входа.
Через несколько минут врач вышел на улицу к людям. Это худощавый седой мужчина в белом халате, из-под которого виднелась гражданская одежда.
– Он в порядке, это не радиация, скорее всего, химические ожоги, его жизни ничего не угрожает, но сейчас он бредит и не в состоянии что-то доложить. Мы стабилизируем его состояние и уточним, что произошло. Сейчас ему нужен покой, просьба не беспокоить его.
Толпа явно негодовала. К доктору подошел капитан, который сидел на первом выездном совещании рядом с Кафельниковым, и требовательным тоном приказал пропустить его к солдату для допроса.
– Послушайте, у нас нет связи ни с кем, в городе происходит какая-то хрень, и у меня совсем нет времени ждать, пока он там отоспится и придет в себя, если вы не забыли, мы на военном положении.
Доктор не стал спорить и, сделав шаг в сторону, одной рукой откинул распашной вход, капитан вошел внутрь, но ненадолго. Практически сразу вышел наружу.
– Где он?! – в его голосе чувствовалась полная растерянность.
Медик зашел внутрь, а за ним люди с улицы. Как мне потом рассказывали, солдат пропал, просто растворился в воздухе, оставив свою одежду на кушетке.
Все это выглядело очень странно, и вначале все предположили, что он просто разделся и сбежал через второй выход из палатки, но это оказалось не так, он был тяжело ранен, еле перебирал ногами и уйти сам был попросту не в состоянии. Вакханалия вокруг палатки длилась еще минут пятнадцать, после чего оттуда спешно начали выбегать люди. Их руки, ноги и лица были покрыты подобными ранами, они гнили заживо, и мне показалось, будто раны расползаются по поверхности кожи прямо на глазах.
