– Ну типа того… – объезжая лужу, вывернул руль Кирилл. – Братец… которого не видел никогда. Ещё две сестры имеются в наличии, одна Полинке моей ровесница, другой только-только четыре года стукнуло. Так вот… Переходный возраст у Марка, бушует он не по-детски. Учиться отказывается наотрез, общаться с ровесниками тоже, сидит взаперти целыми днями, ни с кем не разговаривает, сестёр третирует.
– Не понимаю, к чему ты клонишь? Чем ты можешь отцу помочь, когда вы живёте с Марком на разных континентах?
– Вот! Зришь в корень, Глебка! Это стихийное бедствие, в быту именуемое Марком, вбило себе в голову, что Австралия ему для жизни не подходит категорически. Догадываешься, куда парниша метит?
– Неужто к тебе?! – ахнул Глеб.
– В десяточку! Он уже несколько лет бредит Россией, а теперь ультиматум отцу выдвинул: либо он в России жить будет, либо покорно терпите, родители, все его выходки. Кроме меня у отца никого в России не осталось, вот и созрело в семейке единственное, на их взгляд, верное решение, спихнуть неуправляемого Марка ко мне на ПМЖ. Даже конца учебного года не дождались и быстренько, не заручившись моим согласием, братец закрыл все хвосты и сдал необходимые для перехода в следующий класс экзамены. Как тебе это нравится?
– Попал ты друг, вот что я тебе скажу.
– Ага! Сам в шоке. У меня дома имеется собственное мини-торнадо в лице Полины Кирилловны, младенец Максим, одного месяца от роду, жена со сверхспособностями, а также с недавних пор призрачный мальчик Ваня. Вот только Марка нам для полного боекомплекта не хватает!
– Там он сестёр третировал, здесь Полинку изводить начнёт?
– А вот это вряд ли. При таком раскладе я бы на дочь ставку сделал. Тут в другом вопрос… что я-то с ним делать буду? По сути, он мне никто. Ну кровные узы, это понятно всё… пустое, он всего лишь сын моего отца, я о нём только по отцовским рассказам знаю, сам даже по телефону не общался никогда. Вот и на кой мне головная боль в виде пятнадцатилетнего охломона, вздорного и неуправляемого? – Кирилл остановился на светофоре, посмотрел на друга каким-то затравленным взглядом, отвернулся. Внутри всё бушевало и клокотало, Глеб видел, какие эмоции переживает сейчас Кирилл, хотелось помочь, поддержать, но что тут скажешь?
– Ты согласился? – только и спросил Глеб.
– А что мне оставалось?! – в голосе отчаяние, ладони ударили по рулю, машина рывком ушла с перекрёстка… – Я отцу всем обязан. Всем, что сейчас имею. Бизнес, квартира… он всё мне оставил, а мог бы продать и укатить с денежками. Нет, конечно он не пустой уехал, но и я начинал бизнес не с нуля, а имея хороший фундамент. Так что, я вынужден был согласиться.
– Лиза знает?
Кирилл отрицательно покачал головой.
– Даже не знаю, как сказать ей об этом. Боюсь.
– Чего? Что твоего решения не одобрит? – хмыкнул Глеб. – Вот уж вряд ли!
– Да нет… Расстроить её боюсь. Ну представь, и так весь дом на ней, а тут ещё лихо австралийское прибудет, чудить начнёт, куролесить. Это он дома отцу обещает, что тут паинькой станет, но подобным обещаниям грош цена. Он привык к одной жизни, здесь, в России, всё иначе, да и в каждой семье всё по-своему. Вот и думай, как угодить вздорному недорослю, которого все пятнадцать лет баловали, сдувая пылинки. Это ж у нас ребёнка можно отшлёпать, отругать, в угол поставить, и никому дела нет, никто в процесс воспитания не лезет, у них всё по-другому. У них воспитательный процесс рассматривается как посягательство на личное пространство ребёнка, за шлепок по попе могут дитятко просто изъять из семьи, передать в другую, вот и прыгают родители перед отпрысками на задних лапках, стараются.
