Утопленница и игрок - страница 16

Маня пыталась сбить «больного» на нормальный, человеческий тон, нервно соображая – как бы у него спросить, как подступиться-то… И… и главное, что делать – после «положительного ответа»?!..

– … И тут – облом, Мань. Жуть. Так как же ты теперь, Мань? Хотя лето – длинное…

Вероятно, Манино лицо, что-то такое отразило – какую-то борьбу чувств.

– Ты чего мнешься-то, Мань? Всколыхнулась вся. Значит, все же… Витек?!

– Да причем здесь какой-то Витек! – достал ее все-таки неугомонный «пациент», заклинило его на этой ужасной чепухе!.. – Как тогда могла пройти версия, что Вы – мой муж, приехавший из Москвы меня навестить, пьяный и… избитый? – Маня усмехнулась. – Хамите Вы, Леша, глупо и бездарно. Увлеклись рассуждениями обо мне, лишенными элементарной логики, – тонко подловила его интеллигентная Маня.

– Версии, Мань, – ничуть не сбившись, парировал тот, – проходят разные – в жизни. Такие «версии» случаются – с ума сойдешь. А тут – че? Муж в городе вкалывает… на свободе. А ты, Мань – жена, в смысле – тут отдыхаешь на свежем воздухе… тоже на свободе. С Витьком, допустим. Когда он без жены приезжает. Нормальный расклад. Обычное дело. Житейское, Мань, – хрипло крякнул «больной» и вздохнул.

Маня решилась – сейчас спрошу, хватит трепаться, чушь несусветную нести!.. Ей на станцию пора, и… проблему надо урегулировать – прямо сейчас, отступать некуда.

Все равно придется.

– … Одинокая толстая женщина в самом соку, с глазами, правда… – тут «Леша» как-то споткнулся и не договорил. – В общем. А сколько вас таких, толстых или страшных – по России-матушке! – патетичным сипом взвыл он неожиданно – Маня вздрогнула. – Никому не нужных. Зазря пропадающих! Страшно подумать. – И горько вздохнул.

… Так. Его уже на обобщения потянуло. Ударился в соображения «высшего порядка». О Родине задумался – под этим углом.

А время идет.

Идиот.

– Пошел к черту! – вдруг взорвалась Маня, припертая к стенке неотвратимостью предстоящего «действа», и от этого накаленная, как утюг.

– Вот, – обрадовался «больной». – Другой разговор. Здоровая реакция. Боевая. Как у людей. А то все: «Извините да простите!..», да «Как Вы?!..», «Не могли бы Вы…» – как с умалишенным. Будь проще, Мань, – мигнули ей нахально, – и мужик к тебе потянется. Так держать. Молодец.

– Вы напрасно со мной фамильярничаете, Леша, – высокомерно, с металлом в голосе начала Маня – и осеклась.

Устыдилась.

… Ему же это все еще более неприятно… и унизительно, скорей всего. Вот и балагурит, ерничает, дурака валяет… Ко мне прицепился с вопросами да расспросами, и вообще – несет околесную… Бог знает что, от неловкости!..

… На самом-то деле, если кому и было сейчас неловко – то это ей!..

Маня вспыхнула и попыталась придать лицу максимально тактичное и одновременно твердое, «медсестринское» выражение. Она открыла уже было рот, но «мужик» ее опередил – буквально на долю секунды.

– Мань, мне по нужде нужно. По малой, – спокойно сказал он. Но что-то такое мелькнуло в спокойных мужских глазах, Маня заметила.

Нет, не только легко читаемая физическая боль, которую «мужик», надо отдать ему должное, неплохо «контролировал»…

Но что-то еще, едва уловимое…

Беспомощность.

Очень глубоко припрятанная, злая – чисто мужская, но… беспомощность.

«Медсестра Маня» строго взглянула на «пациента».

– Вот и я о том, – отрезала она бестрепетно, официальным голосом медработника, сочтя этот тон единственно возможным выходом из положения.