И тут поступила телефонограмма с товарной станции – прибыл состав с цементом. Повезло деду. Вот идет себе «Воркута» на Стамбул, дымком виляет…
А вообще-то с цементом, конечно, безобразие получилось. Серафим Куприянович таких накладок не терпел. В работе все должно быть отлажено – никаких сбоев, никаких жалоб. Основной и непреложный закон, который свято соблюдался Серафимом: на работе – максимальный порядок. Только соблюдая этот закон, можно делать свои дела. Иначе прогоришь в два счета. Морякам только попадись на язык – отца родного не пожалеют. На все пароходство крик поднимут. А Серафим, хоть и был сильный человек, громких криков остерегался. Ни к чему это…
Серафим Куприянович вернулся к столу.
В красной папке хранились сведения о наличии регистрового имущества: песка, цемента, металлического крепежа, спасательных кругов… А сверху лежал листок с пометкой: «Фреон». И на календаре было начертано это слово. Фреон на складе имелся, но его прислали в общей таре на десять тонн. Уже вчера в диспетчерской обратили внимание на то, что нет охладителя кондиционеров. Для судов, идущих в тропики, фреон становился регистровым имуществом, без него в море не выпустят… Десять тонн в общей таре, а надо по триста килограммов. Руками его не перефасуешь, установка нужна…
Дверь кабинета мягко отворилась, и на пороге возникла фигура юрисконсульта Виталия Гусарова. В легком полотняном костюме, который еще только входил в моду. То ли военный комбинезон, то ли рабочая роба – не поймешь. Белесые волосы Гусарова были гладко зачесаны набок…
– Вы, Серафим Куприянович, позвоните Роману, – проговорил юрисконсульт. – У него на базе есть холодильник. Наверняка Роман подскажет, кто в городе может этот чертов фреон расфасовать…
Прав Параграф! Серафима Куприяновича удивляла интуиция юрисконсульта. Как он догадывался, что именно в данную минуту заботило начальника?
Гусаров принес на подпись какие-то бумаги.
– Вчера надо было обратиться к Роману, когда на пляже валялись, – согласился Серафим.
– Позвоните, он рад будет.
– Подумает – расплату за проигрыш требуем, – улыбнулся Серафим. – Что там у вас, Виталий Евгеньевич?
Серафим на службе был строг, никакого панибратства. Все, даже такие близкие люди, как Виталий Гусаров, это знали и относились к начальнику с уважением.
И сейчас Виталий, втянув себя в глубокое старое кресло, почтительно наблюдал, как Серафим просматривает бумаги. Скромный серебряный перстень мерцал на мизинце начальника службы материально-технического обеспечения пароходства…
У Виталия Гусарова было что сообщить Серафиму. Утром позвонил доверенный человек и сказал, что вопрос о реализации партии труб улажен. Колхоз выплатит наличными пятнадцать тысяч. Но Гусаров молчал. Обо всех таких делах – только после шести вечера. Даже в экстренных случаях инструкции Серафима не нарушались…
Гусаров помнил день, когда узнал от одного бывшего своего коллеги о том, что горбоносый Михаил решил пойти с повинной. И только вечером, в машине, возвращаясь с работы, он доложил начальнику об этой истории. И Серафим был доволен выдержкой своего юрисконсульта. А судьбу Михаила они определили, загорая на пляже. Серафим так повернул дело, что Гусаров оказался повязанным по рукам и ногам. Он, юрист с высшим образованием. «Бестия, ну и бестия», – думал потом Гусаров.
Гусаров и сейчас думал о своем шефе с тем же чувством. Операция с оцинкованными трубами была проведена Серафимом профессионально и чисто. Гусаров как юрист мог это подтвердить. Правда, тут свою роль сыграл главный бухгалтер, удачно подобранный Серафимом среди многих претендентов на эту должность. Но инициатором был сам Серафим. И вновь человек, который решал этот вопрос с колхозом, в итоге знал только его, Виталия Гусарова. А об Одинцове и слыхом не слыхивал…
