Увиденное и услышанное - страница 16

Они погрузили коробки в ее машину, старый зеленый «кадиллак», который раньше принадлежал ее матери, и поехали в ломбард в Трой. Он догадывался – она не хочет, чтобы в ней узнали жену фермера, и, глядя на нее, в желтом платье и пальто из верблюжьей шерсти, он видел, какой могла быть ее жизнь, не на ферме, в месте получше, замужем за другим человеком, который был бы добрее ее отца и дарил бы ей что-то особенное.

Пришлось долго ехать по проселкам. Сельскую местность сменили районы с извилистыми улицами и тесно сбившимися домами. Они выехали на шоссе и поехали вдоль реки, мимо старой швейной фабрики, потом через мост в Трой, где были мощеные улицы и дома из красного кирпича. Звонили церковные колокола. Он увидел одноногого мужчину в инвалидной коляске, на которой был закреплен маленький американский флаг. Он увидел стайку медсестер у больницы, накинувших свитера на плечи, словно плащи. Они медленно ехали мимо женского колледжа с высокой черной оградой; мраморные здания выстроились вокруг площади, словно фигуры на шахматной доске.

– Я училась там, – сказала она так тихо, что он едва расслышал. – Я хотела стать медсестрой.

Ломбард был на Ривер-стрит, на окне красовались золотые буквы вывески. Коул помог матери с коробками, но она не разрешила ему войти и велела ждать снаружи. Он посидел на скамейке под окном. Группа девочек в школьной форме прошла по переулку, галдя, словно утки, за ними – две монахини. Коул сел в машину, включил радио и затянулся маминым окурком, а попозже вышла она, держа в руке кошелек. Владелец ломбарда тоже вышел и закурил сигару. У него за воротником была салфетка, он был рослый и толстый. Он прищурился, глядя на Коула, и они уехали.

После этого дни тянулись один за другим, и ему было тяжко. Он больше не мог положиться ни на что привычное, даже на то, что будет ужин, и всегда испытывал некоторое облегчение, когда она заходила к ним в комнату разбудить их перед школой.

В то пятничное утро она даже приготовила завтрак, и спина выдавала ее напряжение, пока она возилась со сковородкой. Отец сидел за столом в своем единственном приличном костюме и галстуке-боло[9], который вырезал для себя сам в форме конской головы. В руке у него была конторская книга, где он записывал подсчеты. Коул слышал, как он сказал ей: «Если понадобится, я на колени встану».

– Мальчики, автобус пришел, – поторопила она.

Это за ним и Уэйдом. Эдди два года как окончил школу. Он хотел в музыкалку, но отец сказал нет. Впрочем, Эдди все равно заполнил заявку и приложил двадцать баксов, которые украл из маминого бумажника, но старик все нашел и порвал в клочки. Теперь это было неважно, все равно на ферме он больше ему не нужен. Глупая ссора была из-за ничего.

Автобус остановился, и они забрались в шумный салон. Мама стояла в дверях и смотрела на них, подняв бледную руку, словно сдаваясь. Он подумал о слове «сдаваться», и оно ему не понравилось. Автобус трясло на ухабах. Дождь словно плевался в лобовое стекло. Он смотрел в окно на овец, на лошадей. Они проехали мимо фабрики пластмассовых изделий, парка, в который никто никогда не ходил, подстанции с оградой в виде цепи. На ограде висела табличка «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ» с черепом и костями, и он задумался, как устроен мир и как чья-то жизнь может зависеть от чужих ошибок.

Автобус свернул в Чозен, мимо тесных домов Главной улицы с табличками «Осторожно, собака» и статуями Святой Девы, и остановился перед светофором. Из окна он увидел, что на поребрике стоит Патрисия с блокнотом в руках. В прошлом году на городской ярмарке они вместе катались на американских горках. Просто так получилось, они оказались рядом в очереди и потом на одной скамейке. Все это время они держались за руки в наполненной визгами темноте. Теперь при виде ее, в школьной форме и растянутых гольфах, у него внутри закололо. Пока автобус сворачивал на парковку, она на миг подняла глаза, и их взгляды встретились. Он приложил ладонь к стеклу, словно заключая воображаемый договор, но она уже отвернулась и переходила улицу.