Рывком поднявшись на ноги, он вышел из общей спальни и направился на подвальный этаж. Там располагались душевые: два вытянутых помещения, покрытых желтоватой плиткой и изъеденных плесенью до самого потолка. Никаких кабинок, душевых насадок и прочих удобств – только узкие загородки, забитый волосами слив и резиновый шланг с посредственным напором.
Но Герману было достаточно и этого. Он разделся и залез под чуть теплую воду, с наслаждением окатывая из шланга свое избитое тело.
Дантист хорошо его подлатал: вскрыл крупные гематомы, аккуратно зашил ссадины, облепил силиконовыми противорубцовыми пластырями половину тела и, судя по всему, накачал его организм лекарствами по самые гланды. Потому что, уже имея опыт получения таких тяжелых травм, Герман знал, что не мог бы сам стоять на ногах в этот момент. Значит, как только выйдет время обезболивающих и стимуляторов, он упадет без сил и проспит половину суток.
Эта выделенная Альбертом неделя на восстановление действительно была ему жизненно необходима. Хотя даже такого времени Герману не хватило бы, чтобы решить другие важные вопросы, которые его терзали. Он лишился голосмартфона, из-за чего утратил доступ к своему практически пустому банковскому счету и всем контактам – теперь даже сестра не могла выйти с ним на связь и несомненно волновалась. Еще и Султан, которому Герман теперь крупно задолжал, наверняка так просто не собирался расставаться с боксером и в ближайшем будущем должен был бросить все силы на его поиски. В штабе ассоциации можно было хотя бы временно спрятаться от назойливого внимания организатора подпольных боев, но вряд ли это укрытие было таким уж надежным. А единственный способ заработать деньги, выплатить долг Золтану и обзавестись новым голосмартфоном заключался в том, чтобы согласиться на работу Альберта. Но ее суть так и оставалась для Германа загадкой, а подобные тайны ему никогда не нравились. Он хотел понимать, во что его собиралась впутать эта скрывавшаяся от закона организация, к которой он теперь невольно прибился.
Еще и неожиданный факт заражения этой опасной малоизвестной болезнью доставлял Герману головной боли. Не то, чтобы он не верил в слова Дантиста и Альберта о присутствии вируса в своем теле, ведь его самочувствие в последний день и правда было очень странным, но Герман никак не мог понять, как он мог заразиться этим вирусом так незаметно и явно уже после своего приезда в Старую Москву.
Набрав в рот воды, боксер прикрыл глаза. Он вспомнил вкус собственной крови, которая придала ему сил во время схватки с Лосем. Именно этот солоноватый металлический привкус тогда сотворил что-то фантастическое с телом Германа, вернув ему энергию, восстановив выносливость в полной мере. Хотя мысль о том, чтобы вновь сделать даже глоток крови, тем более чужой, претила боксеру. Он и подумать не мог, что существовали такие мутировавшие вирусы, которые делали из человека какое-то озлобленное животное, жадное до крови.
И теперь он стал этим существом. Вынужденным питаться алой артериальной жидкостью.
Выплюнув воду, Герман поморщился, пощупав языком свои новые зубы.
Его жизнь перевернулась с ног на голову буквально за одну ночь, и теперь он был болен неизлечимой болезнью, был должен двум опасным главарям и без единого доллара на счету должен был жить в казармах какого-то доисторического театра. Все это, скорее, походило на какой-то дрянной спектакль, чем на реальность.
