Окончив эту речь, Кромвель положил голову на плаху, а когда она была отрублена, мертвые, остановившиеся глаза казненного так и остались широко раскрытыми и выпученными, точно его взор действительно прозревал будущее. Сколько их ни закрывали, они снова открывались словно невидимой рукой, и голова Кромвеля осталась лежать в гробу как бы зрячая.
– Это означает, – пояснил палач, – что лишь после того, как новый Кромвель отмстит за своего предка, умертвив короля Англии, обезглавленный сомкнет наконец свои вежды.
После того однажды на пиру у архиепископа Винчестерского Генрих увидал грациозную, пленительную Екатерину Говард, племянницу герцогов Норфолк и двоюродную сестру графа Сэррея. Напрасно граф Сэррей предостерегал свою родственницу против кровавого наследия Анны Болейн, Екатерина не послушала его предостережений; она протянула руку королю и сделала его настолько счастливым, что он заказывал по всем церквам благодарственные молебствия за свое супружеское счастье.
Однако непостоянство сладострастника и тут довело его до пресыщения, а предлог предать суду надоевшую жену был скоро найден. Раньше своего брака с королем Екатерина состояла в нежных отношениях с неким Дургемом и предназначалась в супруги другому дворянину. Оба эти человека – бывший любовник и жених – были немедленно приговорены к смертной казни, а несчастную королеву таскали с допроса на допрос, хотя она не могла дать иные показания, кроме того, что горько раскаивается в своем прежнем легкомыслии, но не признает себя виновной ни в какой неверности своему супругу.
Однако Екатерину обвинили в государственном преступлении, так как она скрыла, что была уже не девушка, когда отдавала Генриху свою руку.
Снова зазвонил погребальный колокол, и черный флаг на зубцах Тауэра возвестил, что голова королевы упала под секирою палача, а герольды провозглашали на улицах Лондона, что, «по праву и справедливости», герб и имя казненной королевы должны исчезнуть со всех общественных зданий, а все ее портреты подлежат конфискации.
Это последнее бесчестье было придумано графом Линкольном, министром Генриха VIII и заклятым врагом Екатерины Говард.
Во дворце могущественного графа Килдара, у углового окна, в среднем этаже, виднелась высокая, стройная фигура девушки, наблюдавшей сквозь слезы за тем, как констебли снимали с таверны вывеску с гербом королевы Екатерины. Пульс девушки лихорадочно бился, красивые члены дрожали от ужаса, а сердце сжималось невыразимой тоскою.
– Бедный Генри! – вздохнув, промолвила она. – Как должно быть тяжело ему в настоящую минуту!.. Его сестра казнена, родовой герб его имени подвергается поношению, а самому ему, его брату и всем близким грозит опасность тяжкой немилости короля! Ведь они ближайшие родственники несчастной Екатерины, а Генрих – этот ужасный тиран, не щадящий никого, кто так или иначе навлек на себя его гнев, – не остановится распространить свою ненависть на всех, кто был близок к виновному… Господи, научи меня, что мне сделать, как помочь Сэрреям? Ведь они – друзья нашего дома, и я сроднилась с ними всей душой!.. Если их постигнет какое-либо несчастье, оно так же тяжко, как и их, поразит и меня!.. Пойти к отцу, просить у него заступничества? Но согласится ли он на это? Ведь он так дорожит своим положением при дворе!..
В этот момент открылась дверь, и в нее вступил тот, кем только что были полны мысли молодой дочери графа Килдара. Девушка быстро повернулась и с тревогой на лице пошла навстречу Генри Сэррею.
