Ник опрокинул остатки виски, достал сигарету. Джо замахал руками.
– Нет, нет, у меня могут быть проблемы!
– Тогда я буду вынужден повторить виски…
– Нет никого кроме Господа, кто бы мог этому помешать, но я слышу, что он говорит «хватит»!
– Вот прямо отчетливо ты слышишь, что он говорит?
– Да, господин Крейц…
– А скажи Джо, на каком языке он тебе говорит? Какой у него тембр? Бас? – Ник уже поймал первую волну опьянения, когда появляется лёгкость и азарт, ты кажешься себе непревзойденным острословом и твои шутки выходят самыми смешными. Он попытался сделать несколько звуков, подражая «голосу» Бога, затем закашлялся и встретился с недружелюбным взглядом Джо. Бармен смотрел своими крупными, навыкате, африканскими глазами с кровяными прожилками на белках.
– Всякий грех и хула простятся людям, но хула на Господа не простится!
Ник опустил глаза, затем взглянул на Джо и улыбнулся. Прислонил мизинец к стакану.
– Джо не злись на старого грешника, если ты плеснешь вот столько, то Всевышний это даже не заметит. У него и без нас полно забот.
Джо посмотрел с некоторым недоверием, затем взял бутылку и налил ровно по мизинец. Ник взял стакан заглянул в него, словно ища ответ на какой-то вопрос.
– «Вот потому я и не люблю разговоры о Боге, потому что люди, говорящие о нём, лишены чувства юмора и самоиронии. Бармен – проповедник… что может быть более нелепым?… Только сутенер – проповедник», – Ник крутнул стакан и залпом выпил.
– Спасибо Джо!
Ник вытащил несколько мелких купюр и положил на стойку.
– Хорошего вечера, господин Крейц.
Переступив порог бара, оказавшись на улице, Ник сразу же закурил. И первая затяжка оказалась какой-то необыкновенной, долгожданной и выстраданной. Он замер и некоторое время стоял, боясь нарушить эту Нирвану. Неожиданно раздался звонок телефона. Он вернул Ника в реальность. Ему кто-то звонил, что бывает крайне редко. Он забывал телефон дома или носил его несколько дней разряженным и мир не рушился, пропущенных звонков не было. Ник, не глядя ответил.
– Кому же я понадобился?
– Здравствуйте Николас… Это Фриссе…
– О! Господин создатель?! Неужели продалась половина тиража?!
– Нет, по-видимому… весь тираж…
Ник ухмыльнулся, решив, что издатель угадал игривый настрой Ника и решил ответить ему в том же духе.
– Я думал Вы мне звоните, сказать, что изменили условия контракта и Вы можете дать мне хоть небольшой аванс…
На том конце возникла продолжительная пауза.
– Я смогу вам выплатить весь гонорар, господин Крейц…, – словно нехотя выдавил из себя Фриссе.
– Не понял…, – Ник стал судорожно перебирать возможные подвохи от такой щедрости, – Вы хотите получить права на роман?
– Нет… как бы Вам сказать… я не буду больше печатать роман.
– Почему?… – растерянно и совершенно трезвым голосом спросил Ник. Он никак не мог взять в толк, что могло стать причиной не печатать роман, который так быстро продан. Голос у Фриссе показался Нику грустным и подавленным и никак не вязался с тем образом издателя, которого он знал.
– Больше я не могу Вам ничего сказать, господин Крейц. Вам будет сейчас же перечислен гонорар, до свидания…
– Твою мать, Филлип! Ты мне не можешь ничего сказать?! Мне не можешь сказать?! Мне?! Ты что, Филлип?!..
– Мне нечего добавить, Ник. Тираж продан, ты получил то, что хотел, в чём проблема? Все довольны…
– Довольны?! Ты говоришь, что тираж продан… тот грёбаный…мизерный тираж, на дешёвой бумаге мелким шрифтом?! Ты это называешь тиражом?! А теперь, когда скуплен весь тираж, ты не хочешь больше печатать?! Чем я должен быть довольным?! Я не понимаю!
