– Не буду! – однозначно ответил Садовский и отвернулся. Хоть на куски его режьте. Не тот он человек, чтобы своих сдавать.
– Хозяин – барин: хочет – живет, хочет – удавится… – произнес Подшивалов бесстрастным голосом. – В машину!..
Вовочку вывели в сопровождении двух молодых оперативников. Те всего года на три старше Вовочки, а ведут себя, словно только что с Марса прилетели. Или с Луны. Водитель машины тот же. Подшивалов сел спереди, положив на колени папку и портативный магнитофон.
«Музыку слушать по пути собрались, – сказал сам себе Вовочка и усмехнулся. – Нашли время…»
– Куда? – обыденным голосом спросил водитель.
– А всё туда же, – ответил Подшивалов и отвернулся к окну.
Машина выехала со двора и пошла в сторону парка «40 лет Комсомолу». Прямиком вошла с городской дороги на центральную аллею и направилась мимо беззаботных редких прохожих.
Пешеходы недовольно отходили с проезжей части. Впереди мелькнула громадная серая масса воды и снова пропала – машина повернула с аллеи направо. Мелькали сосны, кустарники.
Машина опустилась в просторную котловину, поросшую сосняком. Вокруг низины желтел высокий забор. Машина уперлась в неказистый сарай и остановилась. Когда-то в этом месте располагался пионерский лагерь.
– Вылезай, приехали…
Вовочку, словно вещь, вынули из машины, поставили спиной к широкой сосне – та росла прямо в сарае, раскинув крону высоко над крышей.
Садовского трясло. Для чего-то ведь прислонили к дереву. У корневищ торчала из земли широкая ременная петля.
– Володенька, не заставляй брать грех на душу, – принялся за старое Подшивалов. И уставился, как удав, в самую душу.
– Будем говорить? – еще раз спросил.
Однако Садовский упорствовал. Ему до лампочки ментовские штучки. Он человек слова.
– Не обижайся, но мы обязаны так с тобой поступать, потому что ты гад, Вова, – тихо говорил Григорий Олегович. – Еще раз спрашиваю – будешь говорить добровольно?
Вовочка отвернулся, лихорадочно блестя глазами.
– Ну что ж… – вздохнул Подшивалов. – Ты сам выбрал дорожку…
Садовский вдруг понял, что с ним случилось что-то нелепое. На голову ему надели какой-то мешок. На обе ноги тоже что-то надели, кажется, веревки – на манер конских пут. Менты боятся, что он сбежит. Ну и дурачье. Значит, не убьют. И если искалечат, то ответят сполна.
Уазик завелся, хрустнул коробкой передач.
– Давай по малой, – командовал Подшивалов.
«К сосне решили прижать. Машиной…» – запоздало подумал Садовский. И тут же понял, что ошибся, потому что машина шла в другую сторону. На пониженной передаче.
Путы вдруг напряглись, и ноги у Вовочки двинулись в разные стороны. Кочан попытался устоять, но тут же упал задом в песок. Машина продолжала работать, ноги у Вовочки тихо двигались в разные стороны.
До Садовского дошло: на шпагат хотят посадить! И крикнул:
– Хрен вам на глупую морду!
– Это он сгоряча, – пояснял Григорий Олегович.
Вовочка внутренне ликовал: не получится у ментов подавить его волю.
Машина остановилась, потом вновь пошла, и почти сразу же Вовочка взвыл. Он верещал, как сорока на колу, изо всех сил пытаясь изменить положение тела, но это не удавалось, и ноги неумолимо расходились в разные стороны.
Казалось, еще секунда, и трепещущая развилка треснет вдоль задницы, как лопается чурка при ударе колуном.
О боже! Машина остановилась, но и назад не движется. Еще миг, и Вовочка просто скончается. Боль вселилась у самой развилки тела. Еще немного, и наступит конец. Это несовместимо с жизнью.
