Двигатель заглох. Слава тебе, господи! Но сил всё равно нет у Вовочки.
– Что с ним делать? – спросил чей-то голос. Кажется, это был водитель.
– А давай его утопим. Все равно мы его порвем на части… – предложил чей-то голос.
– Не возражаю, – согласился Подшивалов. – Для гадов одна дорога…
Возле уха клацнул затвор. Вовочка сжался, и тут в него выстрелили. Так быстро, что некогда было думать. Садовский понял, что умирает, потому что в голове звенело. Странно, конечно, потому что, кроме звона, он слышал голоса:
– Мазила! Дай я…
И Садовский сдался. Однако он не получил облегчения – ноги оставались в прежнем положении.
– Не надо! – кричал он дурным голосом. – Я расскажу! Можете меня убить, но сначала отпустите. Отпустите сейчас же, иначе скончаюсь! Сейчас я помру!..
От страха и боли у него лязгали зубы, а голос казался чужим. Вовочка не узнавал себя и ничего уже не мог поделать. Он треснул до самой головы через заднюю часть, хотя никогда в это не верил.
– Я расколюсь! Честное слово, дядя Гриша. Вези меня обратно, на Петровку. Умоляю…
– А где это находится? – прикинулся Подшивалов. – Петровка какая-то. Мы разве в Москве?
– Ну, эта… Врача Михайлова, которая. В мусарню, короче, вези… быстрее…
– Так ты уже мертвый. Списали тебя… – куражился Подшивалов. И, обращаясь к другим сотрудникам, предложил: – Разорвем его на части и выбросим в реку – хоть толк будет для природы.
Вовочка продолжал просить о пощаде. Лицо вымокло. Как на грех, текли сразу сопли и слезы. Вовочка давился ими взахлеб. Только бы отпустили.
– Может, поверим? – осторожно подал голос водитель. – Пока соплями не изошел…
Дядя Гриша, вероятно, сделал отмашку, потому что машина вновь завелась и пошла в обратном направлении.
Мешок с Садовского сняли.
– Ну, как тебе королевский шпагат? – спросил водитель. – Говорят, помогает от мигрени…
Вовочка был подавлен. Он подпишет все, только бы вновь не пытали.
Однако оперативники пока не торопились из леса. Вовочке сунули микрофон и предложили рассказать, как Вова бомбил квартиры, как опускался по веревке к окнам. Абсолютно всё и в деталях, включая сообщников. О тех – в первую очередь.
– Не терзайся, Володенька, – успокаивал его Подшивалов. – Не ты один такой. Человек слаб и обычно признается. Правда, мужики?
– Конечно, дядя Гриша, – торопясь, отвечал за мужиков Садовский.
– Вот я и племянником обзавелся… – Подшивалов усмехнулся.
Через час обессиленного Садовского привезли назад и водворили в изолятор временного содержания.
– Может, тебе врача вызвать, Володенька, – спросил Подшивалов.
Садовский удивился. Слава богу, ноги не оторвали. Поневоле поверишь после этого в Гестапо, Абвер, Пиночета и других. И еще говорят, что в милиции не пытают. Интересно, как вел себя на допросе Матрос? Раскололся, должно быть, до самой жопы.
Среди ночи в конце коридора послышался вопль. Вовочка проснулся от крика, и мороз побежал по коже. Кричал Матрос.
– Кочан – козел! Ты сдал меня ментам! Крышка тебе будет!
– Сам ты козел! – ответил ему Вовочка. – Причем плешивый!..
Он отошел от стальных дверей и лег спать. Жизнь у Володеньки теперь точно будет другой. Она будет размеренной. Не будет в ней больше места матросам и прочим дикарям.
Матрос еще несколько раз пытался орать. Дежурному наряду надоело слушать. Матроса вывели из камеры и, для успокоения, принялись парить резиновой дубинкой. Слушались глухие удары.
