В дебрях Маньчжурии - страница 30

Таков был старый таежник – промысловик, Акиндин Бобошин, известный на севере-востоке Маньчжурии зверобой, прозванный китайцами «Моу-цзы Бобошка», «Лян-те-ли» – за свой гигантский рост.

Тихая таежная ночь плыла над землей. Весело потрескивал наш костерок, бросая снопы красноватых искр. Бобошин сидел рядом со мной, подобрав под себя свои огромные ноги, обутые в оленьи мокасины, и с особым причмокиванием пил ароматный чай в прикуску.

После полуночи хунхузы засуетились и, быстро собравшись в поход ушли так же неожиданно, как появились, потонув во мраке дремучего леса.

Почти всю ночь мы просидели у костра и низкий, грудной голос Бобошина, как шмель, гудел под сводами старого дуба.

Под утро, пригретый разгоревшимся пламенем костра, я крепко заснул и только под давлением тяжелой руки Бобошина проснулся. Солнце еще не показалось из-за горных хребтов, но было уже светло. Открыв глаза, я увидел приятеля с неизменною носогрейкой во рту. Он собрался уже уходить и огромный мешок виднелся за его плечами.

– Ну, Пенсне! Счастливо оставаться! – произнес он, похлопывая меня по спине своей тяжелой десницей, иду на Хантахезу: как-бы панты не прокисли! Прощевай! На обратном пути, однако, загляну к тебе.

Вскоре высокая фигура его замелькала среди дубняков и исчезла в глубине распадка.

Я остался один и занялся ремонтом своего шалаша, ввиду предполагаемого дождя. Вершины Лао-лина заволокло тучами. Начинало парить. В неподвижном воздухе чувствовалась гроза…

Накрыв шалаш снопами свежескошенной травы и не заботясь более о предстоящей грозе, я залез под уютный кров своего таежного вигвама и снова забылся в крепком, беззаботном сне.

К полудню разразилась гроза. Дождь лил, как из ведра. Сквозь сон я слышал трескучие раскаты грома и мне казалось, что среди этих грозных звуков разбушевавшейся стихии я слышу густой бас своего приятеля, Бобошки, и вижу его колоссальную фигуру на горном перевале Лао-лина.

Была весна. Тайга одела уже свой пышный зеленый убор. Чистый горный воздух, напоенный ароматом цветущих растений, вливался в грудь животворящею волной. Дышалось легко и свободно, и казалось, что вздымается широкая грудь исполинов-сопок и вся окружающая прекрасная природа наполнена этим дыханием жизни и стихийным стремлением к теплу, свету и солнцу.

После утомительного перехода через крутой, скалистый хребет Лянзалин, мы со стариком Ли-саном спускались по едва заметной зверовой тропе в долину реки Лянцзыхэ, где приютилась у высоких прибрежных скал убогая и древняя фанза зверолова, служившая нам всегда пристанищем во время скитаний по дремучим кедровникам этого пустынного и дикого края. До фанзы было еще далеко и выйдя на берег горной красавицы Лянцзыхэ, расположились под темным шатром развесистых ветвей старой ели. Прислушиваясь к шуму бурных волн, лежа на мягком ковре молодых трав мы глядели в ясное голубое небо, просвечивавшее между ветвей тёмно-зелёной хвои. Старый Лисан нес на своей, сгорбленной жизнью и летами, спине тяжелую ношу, в виде пудового мешка муки, фляги с бобовым маслом и других продуктов, купленных им на ст. Ханьдаохэцзы. Вес этого груза был не менее полутора пудов, но старый таежник с удивительною легкостью шагал по крутым лесным тропам, без признаков видимого утомления, только, от времени до времени, он останавливался, вытирал грязным полотенцем пот, катившийся по лицу и шее, и раскуривал свою длинную трубку, набивая ее самодельным табаком из кожаного кисета, висевшего у него на поясе. На вид ему можно было дать лет 45, но, на самом деле, возраст его превышал эти года лет на 20. Моложавость эта объясняется постоянной жизнью на лоне природы, где физические и моральные силы человека не растрачиваются так, как это мы наблюдаем среди культурных людей, в условиях искусственно созданной обстановки. По существу, этот шестидесятилетний зверолов был еще молодым, жизнерадостным человеком, удивительно крепким физически и духовно. Таково влияние природы на человека! Но, к сожалению, общественные условия жизни многих миллионов людей настолько ненормальны и далеки от нее, что у современного человечества явилось опасение вырождения и вымирания не только отдельных лиц, но даже целых наций. Эти ненормальные условия жизни, в связи с недостатком воздуха, питания и переутомления, являются серьезными вопросами современных социальных учений и многие лучшие умы работают над разрешением этой проблемы, с целью облегчить положение и участь тружеников, лишенных возможности вести более нормальную жизнь, присущую человеку и предназначенную, ему самою природой.