В Единстве – сила - страница 9
«Читаю историю Соловьёва. Всё, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабёж, правёж, грубость, глупость, неумение ничего сделать… Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России.
Но как- же так ряд безобразий произвели единое великое государство? Но, кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли?.. Кто и как кормил хлебом весь этот народ?.. Кто ловил чёрных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? … История хочет описать жизнь народа – миллионов людей. Но тот, кто… понял период жизни не только народа, но человека… тот знает, как много для него нужно. Нужно знание всех подробностей жизни… нужна любовь. Любви нет и не нужно, говорят. Напротив, нужно доказывать прогресс, что прежде всё было хуже…».
Все становится на свои места, когда начинаешь разобраться в корнях такого подхода. Уже с XVIII века, когда в только что созданную Петербургскую академию наук были приглашены иностранные ученые, в основном немцы. Они перенесли в русскую науку многие достижения западной культуры. Вместе с тем, именно трудами Байера, Шлёцера и Миллера была похоронена русская историография и русская лингвистика, и была создана историческая наука уже прозападная. Эти ребята «приобщили Россию к общечеловеческим ценностям», в результате которых наша страна оказалась практически без своей древней истории.
Но, в исторической науке была сильна и другая точка зрения. Она восходит к двум замечательным ученым – В.Н.Татищеву и М.В.Ломоносову. Оба, независимо друг от друга отстаивали одну и ту же мысль: корни русского народа уходят в глубины тысячелетий и затрагивают древние народы, известные под разными именами античным и иным авторам.
Вот как писал Ломоносов: «Народ российский от времен, глубокою древностию сокровенных, до нынешнего веку толь многие видел в счастии своем перемены, что ежели кто междоусобные и отвне нанесенные войны рассудит, в великое удивление придет, что по толь многих разделениях, утеснениях и нестроениях не токмо не расточился, но и на высочайший степень величества, могущества и славы достигнул»>17. И далее продолжает.
«Имя славенское поздно достигло слуха внешних писателей и едва прежде царства Юстиниана Великого, однако же, сам народ и язык простираются в глубокую древность… имя славенское по вероятности много давнее у самих народов употреблялось, нежели в Грецию или в Рим достигло и вошло в обычай. Но прежде докажем древность, потом поищем в ней имени.
Во-первых, о древности довольное и почти очевидное уверение имеем в величестве и могуществе славенского племени, которое больше полуторых тысяч лет стоят почти на одной мере; и для того помыслить невозможно, чтобы оное в первом после Христа столетии вдруг расплодилось до столь великого многолюдства, что естественному бытия человеческого течению и примерам возращения великих народов противно. Сему рассуждению согласуются многие свидетельства великих древних писателей, из которых первое предложим о древнем обитании славян вендов в Азии, единоплеменных с европейскими, от них происшедшими»