Бабушка подняла глаза и увидела, что её новый друг совсем рядом и открывает дверь подъезда.
– Постой, – оживилась она. – Мне сказать тебе…
Семёновна взяла мальчика за локоть и повернула к себе.
Но вместо лица ей открылась голая кожа. Ни глаз, ни носа, ни рта. Только кожа, изрезанная десятками чёрточек. Десятками щелей, в которых можно было подсмотреть какие-то другие жизни. В одной щели было темно, из другой мелькал свет улиц, из третьей проглядывало небо. Дальше она не смогла. Руки разжались. Хотелось кричать, но с ней вдруг случилось почти то же самое, что случается с каждым третьим пилотом. … Ба! – волнение, дрожь, страх, радость. – Ба!.. – и героиня наша отправилась в самое желанное своё место.
***
Раиса Семёновна перестала быть Раисой Семеновной и стала Раечкой.
Она достала из шкафа затёртый пиджак, напоминающий форму стюардессы, обвязала красным платком шею, надела каблуки, чепчик, накрасила губы, глаза, и в таком виде вышла на первый этаж.
Если мимо проходили соседи, она громко и чётко объявляла, что на протяжении всего подъёма нужно соблюдать правила поведения в лифте, говорила, что кабины снабжены специальными кнопками, предлагала людям закуски и напитки, говорила про время в пути, говорила, что лифт едет только до восьмого, а если же вам надо на девятый – придётся пройти один этаж пешком. Раиса улыбалась, кокетничала и была очень вежлива с пассажирами. Но, если в подъезде появлялся мальчик на велосипеде, она жутким голосом кричала: турбулентность! хваталась за голову и садилась в угол, громко повторяя какую-то молитву.
Когда это безобразие увидел Игорь Палыч, он тут же позвонил куда нужно, и уже через час Семёновна встречала каких-то странных пассажиров в белых халатах.
– А вы кто такие? – встрепенулась она. – Предъявите билеты?
– В машине.
– Какой такой машине? Ручную кладь сдайте…
– Пройдёмте, пройдёмте, – успокоили пассажиры и взяли бабушку под руки. – К машинке, билеты там.
Она вцепилась в лестницу и заорала:
– Игорь Палыч!!! Куда меня?!
(Игорь Палыч был у неё в голове за капитана)
– Куда ведут?! – визжала она и кусалась так, будто её хотели выбросить с самолёта.
Из квартир вышли соседи, но вышли осторожно, чтобы если что – зайти тут же. Игорь Палыч, кстати, только сейчас понял, что он за капитана, и прежде чем пассажир в белом халате уколол бабушку шприцом, успел скомандовать:
– Это надо! Раиса Семёновна… Самолёт падает. Парашют!
– Где парашют? – забегала глазами.
– Вон парашют, в жидком виде, в шприце! Новая модель.
И пока фельдшеры ставили Раисе Семеновне парашют, глаза её наполнились любовью к храброму капитану. Она успокоилась, размякла и томно спросила:
– А вы как же… Игорь… алыч?
– А я как-нибудь, Раиса Семенна.
Ослабевшее тело сложили на носилки и вынесли из подъезда. Старший фельдшер спросил у Игоря: «кто такая? давно ли страдает? родственники у неё есть?», на что он ответил: «соседка моя, ещё вчера здорова была, родственников нет». Фельдшер поблагодарил за находчивость, пожал руку и пожелал всего хорошего.
Но ничего хорошего не случилось, как впрочем, и плохого. Случилось такое, что и не сразу скажешь какое. «Каждый день люди умирают и сходят с ума. Значит, ничего не случилось» – вот что решил для себя Игорь, глядя на старые стены подъезда, но стоило ему на миг представить, как с ума сходят его родители, тут же стало ясно – случилось, и случилось плохое.
