***
Всю неделю Игорь решал: идти – не идти, а затем перестал решать, купил апельсины, бананы, шоколадку, и пришёл со скромным пакетиком гостинцев в городскую психбольницу. Жаль только, что его туда не пустили.
Лечащий врач (ему всё рассказали) остановил Игоря в коридоре. Врач оказался с чувством юмора и припомнил:
– Парашют раскрылся, но парашютистка приземлилась в дремучем лесу. Когда вернётся домой – не знаем-с!
Игорь не оценил шутку.
– Гм… Хм. То есть, поймите… – заговорил доктор серьёзнее, но всё ещё смеясь глазами. – В какой бы лес человек не попал, он почти всегда найдёт тропу домой. Вопрос только: хочет ли? У Раечки всё хорошо. Она за больными ухаживает, она кормит их, спать укладывает – в ней душа – да-да, душа и бодрость студентки. Это знаете, как у Поля Словецкого в книжке – «Доктора его лечили-лечили, и вылечили. А он им: уроды! Я в безумии своём счастливее вас был». Читали же?
– Нет.
– Как! Хм… Ну, впрочем, ладно. Не про это. Мы про Раису Семеновну говорили, чудесную вашу соседку. Мы её любим, врачи любят, санитары любят, все любят. Она как солнышко из-за серой тучки, всегда улыбается. Только вот, бывает, под вечер сядет у окошка, подопрет щеку и вспомнит своего капитана-героя, который погиб за неё. Понимаете? Мы вас только потому не пускаем, чтобы Раечку не ранить.
Игорь сглотнул.
– Я пойду тогда.
– Да-да, идёмте, – и доктор повёл гостя до самого крыльца, продолжая говорить о больницах и больных.
Игорь хоть и был хорошим человеком, он не имел тех самых чёрточек, что имела Раиса Семеновна. А вообще, первое не всегда есть второе, хороший человек не обязан быть с чёрточками, а значит, строчки эти вода водой и абзац получился не такой весомый, как следующий.
Важное здесь то, что докторские слова казались Игорю бессмыслицей. Для Игоря было так: больной человек за стеной, а здоровый – на улице; больному было плохо, а здоровому – хорошо. А если больной и улыбается – это он от горя улыбается, думал Игорь и всегда жалел таких людей. Он не знал, что весь его огромный мир, есть только так, как он есть из его глаз, и больше никак. Именно поэтому, все слова доктора были для него соринками и пылью.
– Но если хотите что-то передать, – сказал врач, глядя на пакетик. – Это можно устроить.
– Не хочу. Я видеть хотел.
Светило солнце. Ветер качал деревья и нёс торопливо рваные облака. За оградой проезжали машины и ходили люди, а рядом – никого.
Доктор шуршал рукой в кармане и осторожно оглядывался по сторонам. Игорю казалось, что врач сейчас достанет из кармана сигарету и закурит в неположенном месте. Но доктор ничего не достал.
– А вы ей точно не родственник? – спросил он. – А то знаете-с… Увидеть-то можно. Есть один вариантик. Вы обойдите больницу, там дверь во второе отделение. Красная, железная дверь. Подниметесь на шестой этаж, постучитесь в кабинет Власова. Там так и написано «Власов». Скажите: от меня. У Власова есть щель в стене. Знаете куда? В палату Раечки. В неё можно и подсмотреть, тихонечко. Хотите?
Игорь покосился на собеседника: губки того дрожали точно перед хохотом и вообще, доктор этот меньше был похож на доктора и больше на гардеробщика, который только взял примерить халат доктора. Он говорил-говорил-говорил что-то непонятное. И это даже хорошо, что непонятное, потому что если станет понятно – тогда уж конец всему: голове конец и мозгам.
– Хотите?
– Не хочу, – ответил Игорь. – Мне идти надо.
