Да! Никуда не годиться наше правительство, – как обычно начинал гнуть свою линию Петрович, и так хитро на меня поглядел, ожидая моей реакции.
Я молчу и делаю вид, что думаю над очередным ходом, а у самого в голове уже крутиться вопрос: почему это оно не годиться?
Но Петрович то знает, что он уже втянул меня в этот разговор и продолжает, как бы, между прочим, двигая пешку на А5:
– Продаем нефти больше всех в мире, а бензин чуть ли не самый дорогой.
– Бензин конечно нынче дорог, но с чего ты взял, что у нас самый дорогой? – перешел я в наступление и переместил офицера с F8 на D6.
– А ты и не знал? – воскликнул Петрович, и, поднявшись из-за стола, прошел в комнату.
Из комнаты Петрович вернулся с кой-то газетой в руках, и, развернув ее, торжествующе прочитал: «Правительство Ирана временно отменило действующие в стране квоты на покупку бензина, разрешив своим гражданам покупать то количество топлива, которое им необходимо.
В остальное время в Иране действуют нормы на покупку бензина – 120 литров топлива на одну машину в месяц. Эти ограничения были введены в июне прошлого года из-за нехватки бензина: дело в том, что в Иране действует государственная программа дотаций, в рамках которой граждане страны могут покупать бензин по сверхнизким ценам (10 центов за литр).
Литр бензина в Туркменистане стоит 50 копеек (два цента). В группу стран с дешевым бензинов входят также Венесуэла (три центра за литр), Иран (9 центов), Ливия (13 центов) и Саудовская Аравия (16 центов за литр)».
Закончив читать, Петрович, внимательно посмотрел на мою реакцию и улыбнулся, хотя я только поерзал на стуле, а затем добавил:
– А вы, гражданин РФ, самого большого импортера нефти, Игорь Брагин покупаете бензин по восемьдесят центов и молчите в трубочку. Скоро будете покупать по доллару за литр. Хотя уже сегодня бензин в России дороже, чем в США. И это при их зарплатах.
– Так инфляция же Петрович, – нашелся, что ответить я.
– Инфляция, – воскликнул Петрович. – Уже, без малого, пятнадцать лет как правительство трубит о борьбе с инфляцией и тут же признается, что не может справиться. А вот ты Игорь, взялся бы за дело, если знаешь, что не справишься?
– Естественно нет.
– И я бы не взялся, а если бы взялся да обнаружил, что не могу справиться, то предоставил бы это другим, и не занимал бы чужое место. А они трубят во всех газетах, что не справляются с инфляцией, даже в рамках заявленных прогнозов, а места свои министерские никто покидать и не собирается. Это как оценивать? – разгорячено, вопрошал Петрович.
– А ты Петрович не слышал разве, что инфляция это не наше российское изобретение, – пытаюсь вывести его на обсуждение международных проблем с ростом цен.
– Как же! Слышать то слышал, да вот никак не возьму в толк, почему у нас инфляция 12%, а у них 3%? Я уж не говорю, что инфляция носит монетарный характер и потому рост цен на мировых рынках не влияет на прямую, на наши цены и стоимость рубля.
Я беру коня и долго думаю над ходом, а больше всего над тем, что ответить Петровичу. Ему легко рассуждать на эти темы. Он бухгалтером всю жизни проработал, вот и вкручивает всякие специфические словечки, а я простой работяга, и мне не все понятно. Но Петрович меня не торопит и ждет. Наконец я решаюсь ответить, придумав очередной ход. Ставлю в гущу его пешек коня с F6 на Е4 и вопрошаю Петровича:
– У них налаженное производство, а мы сидим на нефтяной игле, потому и инфляция у нас 12%.
