Кондуктор понял и заговорил по-сербски. Николай Иванович слушал его речь и все равно ничего не понимал.
– Не понимаю, брат-славянин… – развел он руками. – Слова как будто бы и наши, русские, а ничего не понимаю. Ну, уходи! Уходи! – махнул он рукой. – Спасибо. Мерси…
– С Богом, господине! – поклонился кондуктор и закрыл дверь купе.
Вот и станция Новый Сад. На станционном здании написано название станции на трех языках: по-венгерски – Уй-Видек, по-немецки – Нейзац и по-сербски – Нови-Сад. Глафира Семеновна тотчас же заметила венгерскую надпись и сказала мужу:
– Что ты меня надуваешь! Ведь все еще по венгерской земле мы едем. Вон название-то станции как: Уй-Видек… Ведь это же по-венгерски.
– Позволь… А кондуктор-то как же? Ведь и он тебе сказал, что это уж славянская земля, – возразил Николай Иванович.
– Врет твой кондуктор.
– Какой же ему расчет врать? И наконец, ты сама видишь надпись: «Нови-Сад».
– Ты посмотри на лица, что на станции стоят. Один другого черномазее. Батюшки! Да тут один какой-то венгерец даже в белой юбке.
– Где в юбке? Это не в юбке… Впрочем, один-то какой-нибудь, может быть, и затесался. А что до черномазия, то ведь и сербы черномазые.
По коридору вагона ходил мальчик с двумя кофейниками и чашками на подносе и предлагал кофе желающим.
– Хочешь кофейку? – предложил Николай Иванович супруге.
– Ни боже мой, – покачала та головой. – Я сказала тебе, что, пока мы на венгерской земле, крошки в рот ни с одной станции не возьму.
– Да ведь пила же ты кофе в Будапеште. Такой же венгерский город.
– В Будапеште! В Будапеште великолепный венский ресторан, лакеи во фраках, с капулем. И разве в Будапеште были вот такие черномазые в юбках или в овчинных нагольных салопах?..
Поезд помчался. Справа начались то там, то сям возвышенности. Местность становилась гористая. Вот и опять станция.
– Петервердейн! – кричит кондуктор.
– Петровередин! Изволите видеть, опять совсем славянский город, – указывает Николай Иванович жене на надпись на станционном доме.
Глафира Семеновна лежит с закрытыми глазами и говорит:
– Не буди ты меня. Дай ты мне засветло выспаться, чтобы я могла ночь не спать и быть на карауле. Ты посмотри, какие подозрительные рожи повсюду. Долго ли до греха? С нами много денег. У меня бриллианты с собой.
– По Италии ездили, так и не такие подозрительные рожи нам по дороге попадались, даже можно сказать – настоящие бандиты попадались, однако ничего не случилось. Бог миловал.
А поезд уж снова бежал далеко от станции. Холмы разрастались в изрядные горы. Вдруг поезд влетел в туннель и все стемнело.
– Ай! – взвизгнула Глафира Семеновна. – Николай Иваныч! Где ты? Зажигай скорей спички, зажигай…
– Туннель это, туннель… успокойся! – кричал Николай Иванович, искал спички, но спичек не находилось. – Глаша! У тебя спички? Где ты? Давай руку!
Он искал руками жену, но не находил ее в купе.
Вскоре, однако, показался просвет и поезд выехал из туннеля. Глафиры Семеновны не было в купе. Дверь в коридор вагона была отворена. Он бросился в коридор и увидал жену, сидевшую в среднем купе между двумя немцами в дорожных мягких шапочках. На груди она держала свой шагреневый баульчик с деньгами и бриллиантами и говорила мужу:
– Убежала вот к ним. Я боюсь впотьмах. Отчего ты спички не зажигал? Вот эти мосье сейчас же зажгли спички. Но я споткнулась на них и упала. Они уж подняли меня, – прибавила она, вставая. – Надо извиниться. Пардоне, мосье, ке же вузе деранже…
