– Нет, уж лучше давайте гульдены.
Николай Иванович подал гульден.
– Мало, мало. Еще один. Вот так… Какую гостильницу берете? – задавал вопрос военный человек.
– То есть где мы остановимся? Говорят, есть здесь какая-то гостиница престолонаследника… Так вот.
– Готель «Кронпринц»… Туда и пришлю паспорт. Там получите, – сухо отрезал военный и кивнул, чтобы проходили в отверстие в загородке.
– Нельзя ли хоть квитанцию? Как же без паспорта? В гостинице спросят, – начал было Николай Иванович.
– Зачем квитанцию? Я официальный человек, в форме, – ткнул себя в грудь военный и прибавил: – Ну, добре, добре. Идите в митницу и подождите. Там свой пас получите.
Перед глазами Николая Ивановича была отворенная дверь с надписью «Митница».
В белградской митнице, то есть таможне, было темно, неприветливо. Освещалась она всего двумя стенными фонарями со стеариновыми огарками и смахивала со своими подмостками для досматриваемых сундуков на ночлежный дом с нарами. По митнице бродило несколько полицейских солдат в синих шинелях и в кепи с красными околышками. Солдаты были маленькие, худенькие, носатые, нестриженые, давно небритые. Они оглядывали приезжих, щупали их пледы, подушки и связки. Один даже взял коробку со шляпкой Глафиры Семеновны и перевернул ее кверху дном.
– Тише, тише! Тут шляпка. Разве можно так опрокидывать! Ведь она сомнется! – воскликнула Глафира Семеновна и сверкнула глазами.
Полицейский солдат побарабанил пальцами по дну и поставил коробку, спросив с улыбкой:
– Дуван има?
– Какой такой дуван! Ну тебя к богу! Отходи, – отстранил его Николай Иванович.
– Дуван – табак. Он спрашивает вас про табак, – пояснил по-немецки брюнет в очках, спутник Николая Ивановича по вагону, который был тут же со своими саквояжами.
Вообще, приезжих было очень немного, не больше десяти человек, и митница выглядела пустынной. Все стояли у подмостков, около своего багажа и ждали таможенного чиновника, но он не показывался.
Подошел еще солдат, помял подушку, обернутую пледом, у Николая Ивановича и тоже, улыбнувшись, задал вопрос:
– Чай есте?
– Не твое дело. Ступай, ступай прочь… Вы кто такой? Придет чиновник – все покажем, – опять сказал Николай Иванович, отодвигая от него подушку.
– Мы – войник, – с достоинством ткнул себя в грудь солдат.
– Ну и отходи с богом. Мы русские люди, такие же славяне, как и вы, а не жиды, и контрабанды на продажу провозить не станем. Все, что мы везем, для нас самих. Понял?
Но сербский полицейский войник только пучил глаза, очевидно ничего не понимая.
– Не особенно-то ласково нас здесь принимают братья- славяне, – обратился Николай Иванович к жене. – Я думал, что как только узнают из паспорта, что мы русские, то примут нас с распростертыми объятиями, ан нет, не тем пахнет. На первых же порах за паспорт два гульдена взяли…
– Да сунь ты им что-нибудь в руку. Видишь, у них просящие глаза, – сказала Глафира Семеновна, изнывая около подмостков.
– Э, матушка! За деньги-то меня всякий полюбит даже и не в сербской земле, а в эфиопской, но здесь сербская земля. Неужели же они забыли, что мы, русские, их освобождали? Я и посейчас в славянский комитет вношу. Однако что же это таможенный-то чиновник? Да и нашего большого сундука нет, который мы в багаж сдали.
Наконец черномазые бараньи шапки в бараньих куртках внесли в митницу сундуки из багажного вагона.
– Вот наш сундук у красного носа! – указала Глафира Семеновна и стала манить носильщика: – Красный нос! Сюда, сюда! Николай Иваныч! Дай ему на чай. Ты увидишь, что сейчас перемена в разговорах будет.
