– Пусть тебе об этом мама расскажет – процедил он сквозь зубы.
Дочка подскочила и протиснулась между нами, ближе к коробке передач.
– А я хочу, чтобы ты рассказал! – упрямо произнесла она, глядя на своего отца.
Я умильнулась:
– Давай, «любимый папочка», расскажи! Сам ведь напросился!
Люси внимательно смотрела на отца. Глеб как раз припарковался возле садика, на парковке.
– Люси, жур-на-лист – сказал муж по слогам, чтобы ребенок запомнил произношение слова, – это тот, кто задает вопросы и рассказывает всему миру ответы на них, которые ему дали другие.
Мне стало немного грустно при этих словах. Когда я уже стану настоящим журналистом, который видит где задать правильный вопрос и как донести тему всем читателям? Во мне вдруг проснулось желание сделать что-то стоящее, произвести сенсацию. Так хотелось, чтобы любимые мною люди мною гордились, особенно мама, которая с первых дней моей работы на телеканале, ждала моего имени в новостях, газетах, но так и не дождалась. Хотя она и поддерживала меня несмотря ни на что. Вот вернется она с отпуска, а я – знаменитая ведущая новостей на Your-news! – вот было бы хорошо! Но это кажется настолько нереальным. Тут до меня стал доноситься, будто издалека голос любимого мужа:
– Нииикаааа! – махал рукой перед моим лицом Глеб.
– А? Что? – очнулась я от своих мыслей.
Муж усмехнулся.
– Ника, ты уже спишь в машине с открытыми глазами? – и тут же добавил то, что я не услышала ранее. – Отведешь Люси в садик или мне отвести? – явно надеясь на первое.
Я повернулась к загрустившему ребенку, родители которого вновь отправляют его к чужим людям и к этому ненавистному ей Тарасу до самого вечера.
– Люси, пойдем? – протянула я к ней руку, на что девочка увернулась и ответила, что не хочет идти.
С помощью недолгих уговоров, Люси перестала сопротивляться и позволила отвести себя в садик. Что поделать? – Ребенок должен был адаптироваться в социальном обществе. По-крайней мере об этом пестрели все газеты. Правда, там же можно было найти миллион историй о ужасных событиях, которым подверглись дети в этом социальном обществе. Хотя меня успокаивало то, что у моей Люси было много друзей в садике и его очень хорошо охраняли. Везде были распиханы камеры. Я могла быть более менее спокойна за своего ребенка. Хотя и плата за это была соответственная.
Сев обратно в машину, мы понеслись к моему офису. Высокое здание находилось как раз в центре города минут в 10-и от садика, в который ходила наша дочка. Двадцатиэтажное зеркальное здание, которому было от силы лет 15, представляло собой великолепное архитектурное сооружение 21-го века. Нет, нам принадлежало не все здание целиком, а отводилось лишь 2 этажа, почти на самой верхушке (17-18 этажи), как раз для такого человека как я, который жутко боится высоты. Каждый раз, когда я подходила к окну нашего офиса, меня охватывал дикий ужас. Зная о таком свойстве своего сотрудника, начальник расположил мой столик поближе к двери и, соответственно подальше от окна, чтобы я могла сосредоточиться на работе. Правда, он сказал, что такое решение было не оправдано, так как результатов оно, а то есть я, не принесло.
Наконец-то мы подъехали к зданию моей работы. Почему мне постоянно так не хочется туда идти? Многие мечтали бы работать в таком месте.
– Вы можете вспорхнуть на вашу высокую ветку – сказал муж. Я поцеловала его и, пожелав удачи, вылезла из машины. Охватив взглядом всю эту дылду, достающую до облаков (ну может я немного и преувеличила), я пошла в здание. На входе мы всегда показывали пропуск, на фотографию которого я почти никогда не смотрела. Почему я всегда так ужасно получаюсь на фотографиях? Страшно смотреть! Внутри здание выглядело также прекрасно, как и снаружи. Стеклянные стены синеватого оттенка будто перетекали на пол – темно-синяя плитка с разводами под морскую природу. Внутри находились лишь автомат с кофе, два больших цветка по бокам и приставленные к ним небольшие мягкие кожаные диваны. Лифт, такого же цвета, как и потолок, и дверь, ведущая на лестницу, находились почти в самом конце холла.
