С крыльца мастерской, из которой он вышел (в окне торчала табличка «Швейная мастерская»), полноватая молодая женщина весело кричала:
– Посмотрите, какую отличную куклу Коля сделал. И как она у него расхаживает!..
– Здравствуй, Коля, – сказал я. – Кукла у тебя и в самом деле великолепная.
– Я не Коля, – торопливо отозвался мальчик. – Я Сюзанна. Вот, глядите.
Он сорвал пучок травы, сунул в рот и стал задумчиво жевать. Так он и прошёл мимо с торчащими изо рта травинками, не забывая, впрочем, двигать своего человечка.
– Прикол у него к Сюзанне, – прокомментировала швейная руководительница. – И занимается только на ней, и себя ею воображает. Впрочем, иногда Пушкиным становится. Потому и цилиндр… А руки у него золотые.
– Здравствуйте! – громко окликнула меня старая знакомая Тая, снова широко улыбаясь. – Вы меня помните? Я Тая. Не Таня, а Тая. Иду на литературную студию. Она вон там, в столовой происходит. Хотите зайти? Её ведёт настоящий писатель.
Неужели я мог отказаться?
В углу обеденного зала вокруг трёх сдвинутых вместе столиков, на которых были разложены книги, листы бумаги и ручки, собралась небольшая пёстрая компания. Писатель был, похоже, действительно настоящий: лохматый, бородатый, полуседой, в очках и в алой футболке. Он приветливо кивнул нам, приглашающим жестом указав на свободные стулья. Мы сели (впрочем, Тая через несколько минут куда-то заторопилась и тихонько ушла). А писатель продолжал свою речь:
– Вы уже знаете, что стихи отличаются от прозы только одним особым знаком препинания: разделением на строки. А если фраза занимает только одну строку, это проза или стихи? Что скажете, Илья?
Илье было за тридцать. У него было умное лицо, глубокие глаза и нескладное худое тело, с трудом поддающееся управлению. Начиная говорить, он некоторое время не мог овладеть звуком. Да и то, что ему удавалось сказать, с усилием проталкивая слова через непослушные речевые мышцы, понять было нелегко. Поэтому писатель подхватывал его слова и повторял для всех:
– Тогда это просто-напросто одностишие… Отличное замечание! А ты, Костя, как думаешь?
Костя (тот самый, критик Чуковского) тем временем молча тянул вверх руку. Теперь он выпалил:
– Вы же сами говорили, что можно написать эссе из одной фразы. Значит, это может быть и проза.
– Тоже верно. А ещё есть такой литературный жанр – афоризм. По-гречески «афоризм» значит «определение». Мы сейчас попробуем придумывать как раз такие афоризмы. Возьмём слово и подумаем, что оно значит. Не как в словаре, а по-своему. Пусть будет или смешно, или задумчиво, или вообще как-нибудь необычно. Ну вот, например, что такое лошадь? Таня, ты как думаешь?
Маленькая девочка с напряжённым лицом, тихо-тихо сказала, подумав:
– Это такие высокие качели.
– Здорово! – улыбнулся писатель и зааплодировал. К нему присоединились и другие. – А ты, Лёша?
Мальчик лет четырнадцати мечтательно смотрел в пространство. Все ждали. Наконец он произнёс:
– Это живое движение.
Аплодисменты. Костя молча тянул руку. Дали слово и ему.
– Лошадь – это животное, рядом с которым человек чувствует себя человеком.
– Вот это да! – восхищённо сказала молодая женщина, рядом с которой в коляске сидел мальчик лет пяти-шести, отстранённым взглядом глядя вверх. Он молчал и почти не шевелился.
– А вы, Ирина, как определите?
– Я бы так сказала. Лошадь – животное, благодаря которому человек научился летать… по земле, ну и… на землю.
