Приехать в Дрифтвуд означало буквально выпрыгнуть из зоны комфорта, и все же моя нервозность здесь почему-то улеглась, а в душе затеплилась надежда, что это путешествие не станет огромной ошибкой.
На первый взгляд этот приморский городок казался абсолютно нормальным. Центральную площадь с трех сторон окружали выкрашенные в пастельные тона здания, на нижних этажах которых располагались разнообразные заведения. С четвертой же стороны, как бы заземляя весь городок, высилась простая жемчужно-белая церковь с колокольней и крестом.
Посреди площади зеленела овальная лужайка. На одном ее краю болтали, устроившись на расстеленном одеяле, две женщины, приглядывавшие за игравшими с красным мячом ребятишками, с другой стороны синхронно двигались под музыку с десяток людей пенсионного возраста. Они то делали шаг вперед, то отступали. Я засмотрелась на них и вдруг услышала шаги и позвякивание собачьего жетона, а оглянувшись, обнаружила, что к кофейне направляется мужчина с собакой.
Высокий и крупный, он гармонично смотрелся бы с лабрадором, золотистым ретривером или немецкой овчаркой, но уж никак не с маленькой светло-коричневой длинношерстной таксой. Меня от души позабавил этот контраст.
Мужчина одарил меня рассеянной улыбкой, привязал поводок к крючку под витриной кофейни и поздоровался:
– Доброе утро!
Голос у него оказался приятный, мягкий, с легкой хрипотцой.
Потрепав пса по длинным пушистым ушам, он добавил:
– Я сейчас вернусь, Норман. Жди.
Пес сел.
Норман? Мне почему-то подумалось, что это девочка и зовут ее Златовласка или Годива. Надо же, такой… очаровательный! Я мысленно извинилась перед песиком за поспешные выводы.
Мужчина прошел мимо и распахнул дверь кофейни. Звякнул колокольчик на карнизе, пахну́ло свежемолотым кофе, до меня донеслись гул голосов, звон посуды и жужжание кофемолки.
Мужчина, придержав дверь плечом, снова обернулся ко мне. Внешние уголки его глаз были чуть опущены книзу, а сами глаза оказались темно-карими с золотистыми искорками. Однако, к моему удивлению, на их дне плескалась затаенная боль.
– Захо́дите? – спросил мужчина, вопросительно изогнув широкую бровь.
Я покосилась на часы: 8:49. Слишком рано. Да и я еще не готова.
– Пока нет.
Он кивнул и шагнул внутрь. Дверь медленно закрылась, но я успела услышать негромкий женский смех – такой натянутый, что, кажется, того и гляди оборвется. Если смеющаяся женщина сорвется.
Пес, видимо, тоже услышал смех и посочувствовал издерганной даме, потому что издал низкий и отрывистый гортанный звук. Не залаял, нет – скорее… крякнул. «Кряколай» – вот как я окрестила это явление. Такое милое! Он такой очаровательный!
– Ты красавчик, – сказала я таксику, а он заморгал своими чудесными карими глазами.
На другой стороне улицы засмеялись дети, и Норман опять закряколаял: видно, ему ужасно хотелось с ними поиграть. Люди сновали туда-сюда. Мимо проносились велосипеды с корзинками, кто-то уже толкал к пляжу тележку, груженную рыболовными снастями.
– Неплохо, наверное, тут жить, – сказала я Норману.
А он склонил голову, словно кивнул. Да что со мной? Может, это сон? Такого же не бывает! Загадочное письмо, странное путешествие, милейший городок, даже под хмурым небом напоминающий открытку, очаровательная и такая общительная такса…
Чтобы убедиться, что воображение не играет со мной злую шутку, я задержала дыхание, а когда стало невмоготу, жадно втянула воздух. Ждала, что сейчас проснусь в своей квартире в Цинциннати, но нет: я все так же стояла возле кофейни «Сорока», вдыхала соленый воздух и наслаждалась шепотом теплого августовского ветерка.
