Непохоже было, что охрана успеет задержать «бандюков»: те уже отступали.
Белокурый Лелик, скрипя зубами, из которых один ощутимо шатался, с натугой тянул по тартановому покрытию слабо постанывающего Бориса.
– Брось, сестра, не донесешь, – обморочно бормотал тяжелораненый «военный связист».
Сергей Акопович Мамиконян владел небольшой торговой компанией, а мечтал о винодельне. Вина являлись его слабостью, которую нельзя уже было считать маленькой, потому как погреб в своей усадьбе Сергей Акопович соорудил такой, что по протяженности и совокупной площади помещений домашнее винохранилище могло конкурировать со знаменитыми подземными лабиринтами форта Святого Петра в голландской крепости Маастрихт.
Сергей Акопович как-то был там, в этом Маастрихте. Ничего особенного, если честно. Ну, могла у них в подземелье разместиться армия в пять тысяч человек, и что? У Сергея Акоповича в погребе когда-нибудь будет пять тысяч винных бочонков, а это куда позитивнее.
Несмотря на то что сердцем и душой Мамиконян всецело принадлежал виноделию, торговое предприятие его было вполне успешным и на местном рынке звучало достойно. А почему бы ему не звучать? Хорошее название, понятное и простое, проще некуда: «Коммерческая Компания». Для краткости – «КК» на письме, «Ка-Ка» в устной речи – только с ударением на втором слоге, а не на первом, уж пожалуйста.
На нехороших людей, некрасиво называвших его предприятие словом «кА’ка», Сергей Акопович очень сильно обижался. А обиды свои он считал необходимым и правильным на ком-нибудь вымещать, и тут уж годился всякий, попавший под горячую руку.
В жилах Сергея Акоповича текла кровь армянских князей, что, бесспорно, обязывало и награждать, и карать по-царски.
Он и карал.
– Саша-джан, дорогой, объясни мне одну нехорошую вещь, – сердясь и оттого особенно отчетливо «акая» и растягивая гласные, поздним телефонным звонком воззвал отдаленный потомок князей к своему заму, ответственному за все. – Почему заднее сиденье моего автомобиля порвано? Кто порвал, как порвал, почему порвал?! Я зачем машину с кожаным салоном купил, чтобы его кто-то порвал, да?!
– Кто порвал, как порвал, почему порвал? – испуганным эхом забормотал в трубку замороченный делами зам по тылу, фронту и всем флангам. – Я не в курсе, а вы уверены?
– Саша-джан, как я могу быть неуверены?
Сергей Акопович обиделся.
– Разорвано сиденье, да! Утром целое было, а вечером сажусь, смотрю – вай ме! – распорота кожа, как будто по ней кинжалом полоснули!
– А днем машина где была? Опять под ивушкой? – В голосе зама прорезался легкий намек на укоризну. – Я же вам, Сергей Акопович, уже сто раз говорил: не оставляйте вы машину за воротами, есть ведь у нас своя стоянка, и на ней для вас самое лучшее место оставлено.
– Вай, какое лучшее, а? – потомок армянских князей рассердился пуще прежнего. – На солнцепеке!
– Зато просматривается прекрасно, к машине муха не подлетит! А под вашей любимой ивушкой, конечно, тенечек, зато ничего не видно. Есть там машина, нет там машины – пока сквозь ветки не сунешься, не узнаешь! Ну, вот и попортили вам «бэху» какие-то уроды!
Саша-зам вздохнул, опомнился и добавил в голос сочувствия:
– Магнитолу-то не сперли?
– Ничего не сперли, только сиденье порвали, – Сергей Акопович тоже горестно вздохнул. – Вай, Саша-джан, нельзя это так оставлять.
– Нельзя, конечно, нельзя, – согласился верный зам. – Я позвоню, кому надо, есть у нас нужные люди. Они посмотрят, разберутся, и будем меры принимать.
