В кресле под яблоней - страница 3

Стены нашего дома сохраняют свой натуральный серовато-черный цвет. Ему уже полсотни, бревна растрескались, а одно нижнее с южной стороны просит замену. На грядках под окнами поднимается перезимовавший чеснок. Радуют глаз тонкие, поворачивающиеся вокруг оси зеленые стрелки. Дружно зеленеет лук, надувая, как губки, свои прямые трубочки. Нарядными кустиками красуется петрушка. Но это и вся радость – участок выглядит как сирота. Все живое требует заботы и внимания, благодарно отзываясь на их присутствие.

Володя Грек обещал осенью перепахать, взял гонорар вперед, и больше я его не видел. Да и у меня самого появилось какое-то отвращение к физической работе. Даже не знаю, с чем это связано. Хорошо, что есть Вадим, мой еще студенческий друг, который всегда быстро и с удовольствием наводит порядок. Он был любимый мамин помощник, не спорил с ней, все делал, как она велела, быстро, аккуратно. Единственно немного напрягал своим вегетарианством – постоянно боялась, что голодный. Звонил ему вчера, не застал – посевная на собственном участке. Лет десять Вадим уже чистый вегетарианец. Даже на простоквашу, когда-то им так любимую, удается подбить его с трудом. «Упрямый хохол!» – часто жалуется его жена. Но без упрямства в нашей жизни никак нельзя.

У вегетарианцев, как замечал Бернард Шоу, единственная проблема – с энергией. Ее так много, что не знают, куда девать. Что касается физических нагрузок, то здесь, судя по Вадиму, растительная пища себя оправдывает. У меня уже язык на плече, а ему хоть бы что – копает себе и копает. Писать, к сожалению, а может, и к счастью, мой товарищ-поэт перестал. Видимо, мозг требует более разнообразной пищи, чем тело, которое всегда готово к рабству и способно терпеть все что угодно. Но, разумеется, с набитым желудком – набитым чем угодно. Просто эту дыру надо чем-то заткнуть. В сущности, борьба за разнообразие и является борьбой за свободу. Не исключено, что поедание низших существ и есть наш эволюционный долг. Если, конечно, понятие эволюции имеет право на существование. А также тесно связанное с ним и, безусловно, гибельное понятие прогресса.

Там, где вегетарианство – ограничение в материальном потреблении мира, там и религия – вегетарианство духа. Оно часто доходит до голодания, но с ощущением сытости – за счет того, что живот туго подтянут. Сужается круг переживаний и размышлений, но за счет сужения обретается некая глубина и прочность. Этакая вторая пуповина, соединяющая с Богом – искомым смыслом мира. За него хватаются, как за поручень, чтобы не кружилась голова. В том числе и от недоедания. Так что религиозность Вадима тоже вполне логична. Или, наоборот, вегетарианство – следствие религиозности?

Мы беспомощно висим меж бесконечно-звездными безднами. Занятие это очень энергоемкое. А посему должны потреблять всю таблицу Менделеева. Только благодаря всеядности мы и стали царями природы. Но, возможно, именно сейчас и нужно умерить свои аппетиты. Ведь скоро мы можем остаться без подданных. Видимо, эволюция и прогресс – именно те каналы, по которым природа сплавляет свои опасные и дурно пахнущие отходы.

Помню, как ел мой дед – всего понемногу, но не меньше пяти-шести блюд. Вот примерное меню его завтрака: горячий овсяный кисель, заправленный поджаренным на сале луком. К нему картошка в мундирах. Потом «яешня» – пышный омлет с ветчиной или хорошим куском сала. С пылу с жару, еще дышащий на сковородке. К ветчине соленый огурец. К омлету обязательно блины. Потом подсоленный свежий творог со сметаной. Тоже с блинами. Ну и чем-нибудь закусить. Каким-нибудь молочным супом. Самый любимый – «затирка»: заваренные мелкие комочки муки, растертой с яйцом. И все должно быть максимально горячим (однажды своей любимой затиркой дед обварил себе язык – бабушка забелила ее кипяченым молоком вместо холодного). После такого завтрака можно немного и передохнуть поспать часика два-три до обеда – на ногах с шести утра.