Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь ногой. Фишер открыл быстро. Он не спал.
– Что стряслось? – фельдшер распахнул для Бишопа обе створки двери, чтобы он мог внести Эллен в дом.
– Ударилась. Возможно перелом, – Адам бережно положил её на кушетку. – Я пойду, разберусь со светом. Тео, пусть Эллен у тебя побудет, пока я не вернусь.
Фельдшер коротко кивнул и Адам скрылся за дверью. Эллен выдохнула, безвольно бросив голову на подголовник.
Бишоп украл её жизненное пространство и забрал последние силы. Ей было тесно с ним на одной территории. С ним рядом было жарко так, что внутренности начинали кипеть и отнюдь не оттого, что температура его тела всё ещё казалась ей повышенной. Она устала с собой бороться. Боль в немеющей ноге заполнила всё тело и затмила рассудок, но Барр была отчасти рада ей. Она принимала её в наказание за свою слабость.
– Эллен, можете рассказать, что произошло? Где болит?
Барр почти обвыклась с ноющей болью и даже сумела внятно объяснить, как нарвалась в темноте ногой на комод. Внимательно выслушав её, Фишер аккуратно снял с её ноги сапог, осмотрел ногу, потрогал и надавил в нескольких местах. Когда он тронул средний палец на ступне, Эллен взвизгнула и зашипела от боли. Она взглянула на свою ногу. Палец опух, а на коже всеми оттенками синевы расцвела гематома.
– Я думаю, это ушиб. Сейчас сделаем снимок, чтобы убедиться.
Мобильный рентген-аппарат стоял в соседней комнате вместе с несколькими другими медицинскими приборами. Они выглядели вполне современными. При условии, что ближайшая больница находилась в шести часах езды на машине, кабинетик фельдшера был неплохой альтернативой для местных трудяг.
– Да, перелома нет, – осматривая снимок на свет, обнадёжил Фишер. – Пара-тройка дней, и вы сможете нормально ходить. А сейчас постарайтесь меньше беспокоить ногу.
Фишер набрал в шприц обезболивающего. В комнате повис резкий запах антисептика, когда он тщательно обработал сгиб её локтя, чтобы сделать укол.
– Завтра лес прочёсывать надо, – устало произнесла она, с досадой понимая, что пролетает с рейдом по собственной неосторожности.
– Забудьте пока об этом, – Фишер бросил шприц в урну, следом стянул резиновые перчатки и направился к секретеру. – Вот, послушайте совета старика.
Он достал из ящика четыре свечи и две коробки длинных спичек.
– Здесь частенько бывают перебои с электричеством, так что старый, средневековый способ осветить жилище – наше всё. Положите их в глубокую посуду, чтобы не упали, расставьте их по углам и держите огонь всегда при себе, – он положил свечи в бумажный свёрток и протянул Эллен. – Хотите чаю?
– Спасибо, – ответила она, поблагодарив его сразу и за свечи, и за чай.
Бишоп вернулся быстрее, чем она ожидала. Обезболивающее подействовало, и Эллен, едва расслабившись, снова подобралась до последней жилки. Выслушав фельдшера, Адам подошёл к ней и снова бережно взял её на руки.
– Идём ко мне и без возражений, – твёрдо сказал он, как только они оказались на улице.
Барр хотела с ним поспорить, ведь она почти в порядке, и даже может ходить, прихрамывая; ей не требовался ни особый уход, ни постельный режим, но она не находила слов.
Это его «без возражений» было для неё ново. С ней никто и никогда так не обращался. Никто и никогда всецело не брал за неё ответственность и никогда не смел оспаривать её решения, даже если втайне она этого желала. Как же ей хотелось, чтобы Трэвис прекратил соглашаться на все её условия, перестал терпеть её заморочки, интрижки и эти «давай расстанемся на время, мне сейчас не до отношений». Чтобы он послал её, наконец, к черту. Она бы зауважала его за то, что у него есть гордость.
