Припарковавшись среди сияющих под лучами вечернего солнца иномарок разных мастей, мужчины выпустили девушку и повели по засыпанной гравием дорожке в сторону калитки.
Они оставили её, когда Диса шагнула за эту самую калитку, отдала сумку на досмотр и подошла к очередному охраннику для обыска. И пока тот изучал содержимое её поклажи, она успела окинуть беглым взглядом дом.
Нелегко было представить, что здесь мог кто-то жить. При ближайшем рассмотрении этот четырёхэтажный дворец с горельефом под крышей и изящной резьбой на рамах окон больше походил на те музеи, куда приезжают отовсюду, чтобы посмотреть на картины великих художников, коими густо увешаны стены. Но здесь жили или, как минимум, проводили свободное время, о чём сообщали шум, смех и снующие в окнах человеческие силуэты.
Поправив сумку и волосы, она зашагала к раздвоенной каменной лестнице крыльца, не замечая, что всё это время в одном из окон последнего этажа за ней очень внимательно следил тот, кому требовалось во что бы то ни стало заманить её к себе.
Диса редко выбиралась куда-то без служебной необходимости. На праздниках и вечеринках не бывала лет десять, а потому почти сразу, как только перед ней открылась массивная резная дверь торжественного зала, девушка почувствовала себя не в своей тарелке.
Взгляды присутствующих мгновенно обратились к новоприбывшей, и непривычная к интересу кого бы то ни было кроме Вейна, Диса с трудом усмирила желание уйти.
Она нервно поправила высокий ворот своего короткого чёрного платья с длинными рукавами, когда привлекла внимание дамы в роскошном вечернем наряде. От взглядов группы мужчин, которые до её появления обсуждали что-то, стоя возле зашторенного плотной портьерой окна, захотелось прикрыться. Хоть наряд Дисы и не открывал ничего, кроме изящных плеч через прорези ткани и стройных ножек девушки, но и этого, судя по всему, было достаточно. Или дело заключалось вовсе не в платье.
В просторном зале, который больше подходил для торжественных балов столетней давности, девушке с трудом удавалось укрыться от внимания. То и дело рядом оказывался какой-нибудь важный гость Мирена и то пытался завести беседу, приглашая в отдельную комнату, то звал потанцевать, да так настойчиво, что отказать было почти невозможно.
– Кто вы, нежное создание, и почему мы раньше не видели вас здесь? – говорил за всех один из кавалеров, с особой настойчивостью прижимая её к себе поближе во время танца.
– Здесь так шумно. Предлагаю оставить этот сброд и уехать туда, где нам никто не помешает, – томно шептал другой.
Голова шла кругом от их непрозрачных намёков. А происходящее лишь подливало масла в огонь крепнувшего убеждения: зря она сюда приехала.
– Я журналист из РокетПресс, – коротко отвечала она. – Мне и здесь неплохо, – отшивала затем второго, искоса наблюдая за людьми вокруг.
А вокруг происходило нечто странное. Если поначалу мужчины и женщины не позволяли себе вольностей и лишь разговаривали друг с другом, потягивая напитки и пробуя закуски, то спустя чуть менее часа, некоторые из присутствующих пар жадно целовались, скрываясь в тени лепных колонн, а другие, не размыкая нетерпеливых объятий, шли наверх по широкой лестнице, застеленной красным бархатом, и скрывались в темноте коридора.
С каждой минутой в зале делалось всё жарче, а вскоре стало так душно, что Диса, осушив бокал с шампанским, рванула к окну и растворив его настежь, едва не вывалилась в манящую вечернюю прохладу.
