В мире Богов и Чудовищ - страница 34



Истории о Богини Мании прочно связали с Богами Зла. Движимая силами возмездия, она могла довести любого до безумия, гибели души, после которой погибала сама внутренняя сущность человека и последующие перерождение не представлялось возможным. Даже другие Боги ее побаивались. Меня охватила дрожь, и я поспешила к следующему портрету. Теплота заменила во мне нарастающую панику. Я взглянула на портрет с добрым лицом, улыбка которого была такой же откровенной, как и его жестокие глаза. «Белобог», – прошептала я с благоговением. Отец отцов. Прабог. Тот, кто по летописям участвовал в творении мира, даровал другим Богам дар создания жизни. Так были созданы Отроки и смертные. Морские чудовища. Все живое в этом мире восходит к нему.

Я никогда не поклонялась Богам.

Я всегда боялась их.

И все же, каким-то образом, я обнаружила, что смотрю на это светлое белое лицо со всем изумлением, на которое только способна, и лишь отдаленно осознаю, что вытащила искривленную жемчужину из своего ржавого старого браслета.

Я опустилась на одно колено и поместил жемчужину посреди его переполненной святыни.

В ответ, портрет склонил голову, как бы благодаря меня.

Если и существовало такое понятие, как Бог Добродетели, он был тому доказательством.

Я поклонилась так глубоко, как только могла, прежде чем двинуться дальше.

Некоторые портреты меня вообще игнорировали. Но были и те, кто пугал меня, либо насмехался надо мной.

Я продолжала идти, избегая взглядов злых Богов, пока не нашла его. Возможно, самого злого из всех.

Бог Мор.

Он уже смотрел на меня сверху вниз, как будто ждал, пока я доберусь до него, как будто его портрет узнал меня. Выражение его лица сменилось чем-то вроде легкого любопытства, зияющая бездна вечности.

Я взглянула на его святилище и полки, на которых были размещены подношения. Свечи мерцали малиновым и черным, освещая десятки свежих алых яблок, сложенных на стеклянных тарелках. У его портрета были разложены всевозможные подношения. От драгоценностей и фруктов до аккуратно сложенной поношенной одежды, и прядей волос, скрепленных кусками бечевки.

Его приношения были одними из самых обильных в зале поклонения. Возможно, это так выглядело на фоне другого, одинокого портрета, под которым алтарь был пуст. На портрете, который висел рядом с портретом Бога Мора, лицо другого Бога было сожжено. Судя по виду, много лет назад. Выцветшие черные края загибались в обожженную рамку. Для этого Бога не было ни полок, ни свечей.

«Призрак.»

Запретное слово соскользнуло с моего языка прежде, чем я смогла его остановить.

Возможно, мои знания о Богах на острове Малая Муксалма были не лучшими, но не имело значения, кто вы и откуда. Мы все знали об изгнанном Боге Призраке.

«Предатель», – раздался позади меня голос, гладкий, как шелк.

Я обернулась, внезапно насторожившись. Даже, когда я увидела, что это был Каспар, я не смогла расслабиться.

Я произнесла запретное слово.

Это преступление каралось смертью в костре над горами Богов.

Однако, Каспар не держал в руках никаких цепей, чтобы увести меня на смертную казнь. Отрешенный взгляд его глаз не казался слишком угрожающим. Он медленно приближался ко мне, не отрывая глаз от обгоревшего портрета. «Бог, которого со временем забудут», – сказал он. «А у тебя есть дела поважнее, чем затерянные истории.» Взгляд Каспара внезапно стал резким. Он жестом пригласил меня следовать за ним. Я тихо пошла за ним, осторожность пронзала меня, моя кожа покалывала тысячами тонких игл.