– А мне казалось – плохое – это пока мы еще не выросли. – Олег ступил чуть в сторону, обходя большую лужу. – А как мы вырастим – все исправится. Наверное, в детстве всем так кажется.
– Я об этом не думала. Мне часто тревожно бывало.
– О чем?
– О том, что дальше будет. Даже по ночам казалось, будто откуда-то с той стороны гул нарастает.
– Впечатлительная вы барышня.
– На то и барышни.
Борька отложил газеты на край заваленного книгами и папками длинного стола и посмотрел на Олега:
– Если бы люди не писали статей в газеты, осталось бы неизвестным, каким мусором у них головы забиты.
– Это ты по какому-нибудь поводу или в общефилософском плане? – спросил Олег. – И вид у тебя какой-то несобранный. Научный работник, знаешь, каким должен быть? Как артиллерист! Чисто выбрит и полон творческих замыслов!
– Я тут вчера расположил к себе одну даму. – Борька зевнул и откинулся в кресле. – Ну, и расположился у нее до утра. Лучше бы домой спать поехал. Терпеть не могу чужие диваны. Вчера еще в парке гуляли, и я ей руку на плечо положил. А теперь у меня плечо болит. Вот уж, действительно: время обнимать, а время – уклоняться от объятий. А на той неделе ездили к ней на дачу. Я печку топил.
Правда, малость надымил. Хи-и! Она мне и говорит: «Все дрова сжег! Гиппократ вы эдакий!» Хи-и!
– Зато ты у дам – на хорошем счету, – заметил Олег.
– Мне один мудрый мужик говорил: к сорока пяти годам для нормального человека самым необходимым актом становится акт познания.
– Это ты к тому, что надо об установке поговорить? – спросил Олег.
– Не, это я просто так.
– Слушай, а зачем нас Ляшко вызывает?
– Ясно, что не к добру, – буркнул Борька. – Чем-нибудь да озадачит. Ой, как мне к нему идти не хочется!
Ляшко показал, чтобы они садились за большой стол, а сам прошелся по кабинету, скрипя паркетом, и невзначай проверил, плотно ли закрыта дверь. Уселся напротив и провел рукой по ежику седых волос:
– Ну, дело вот в чем! Варягов на наш институт не нашли. Не до нас, видно. Сегодня подписали приказ о моем назначении… А знаете, что ночью было?
– Что? – спросил Олег.
– В Минске эти трое подписали соглашение о ликвидации Союза.
– Ну, это еще ничего не значит, – ответил Борька.
– Не, союзные органы деморализованы и разгромлены. Да-а, кто бы мог такое подумать! А весной на референдуме сколько процентов за союз было? Семьдесят шесть? Вот вам и мнение народа! Эх, как тогда Брежнев ошибся. Уж какой был по молодости орел! Как в шестьдесят четвертом переворотом раскрутил! А такого дела не заметил. Зачем-то при себе Юрия Владимировича держал. А казалось, что мы это когда еще пережевали да выплюнули… Это все старое. А вот сейчас самая буза и пойдет. Вы меня поймите: я тут ненадолго. Тоже, в моем возрасте надо и честь знать. Но когда у нас здесь буза начнется, я с ней не справлюсь. Поэтому думайте и через пару дней ко мне с соображениями приходите.
В дом отдыха Олег поехал в середине марта догуливать неиспользованный отпуск. Весна была холодной. Не вовремя начались снегопады, и автобус пробирался от шоссе по чистому белому полю.
За мостом начинался подъем на пригорок. Машина долго буксовала в рыхлом снегу. В конце концов, шофер заглушил мотор, отрыл дверцу и крикнул пассажирам, чтобы выходили и шли с километр пешком.
Пятиэтажное здание дома отдыха оказалось почти пустым, – все постояльцы размещались на двух первых этажах. В номере было промозгло и неуютно. Пришлось обогреваться рефлектором.
